Вспомнил он тогда и известного на Петербург и Москву своих лет Чаадаева, щеголя и своеобразного живого образца изящной мужской одежды:
«Второй Чаадаев мой Евгений!» В этой пушкинской строке – дань нарядам Евгения Онегина.
Своих учеников мужчин отец «жучил», как он выражался, если видел, что они готовы идти в театр, к редактору, режиссёру, к актёрам «в затрапезе»! В итоге они ему были благодарны, а жёны и матери не могли понять, отчего это их мужья и сыновья стали опрятными, преобразились и зачастили в парикмахерские.
Учил своих взрослых учеников отец и гигиене умственного труда, и азам психологии творчества, давал и чисто житейские советы, особенно финансовые. Дело в том, что почти все опыта профессиональной литературной работы на дому не имели, получали скромные зарплаты, изредка премии и вдруг… пошли такие суммы, что им и не снилось! И они, как говорил отец, «пустились во все тяжкие»! Сам он в таких случаях вынимал из кармана пиджака две-три сберегательных книжки и тыкал в них указательным пальцем: «Вот – друзья писателя-профессионала! А дружки-приятели – всегда тут как тут!» И почти всегда приводил трагикомический пример: один очень популярный композитор, получив Сталинскую премию, умудрился за несколько дней «просадить» её в разных компаниях, а потом побежал в Музфонд с просьбой о материальной помощи, ибо «кусать было нечего». Там на него вытаращили глаза: «Помилуйте! Вы только что получили такую крупную премию!..»
Неизменный хохот следовал за этим примером, этой маленькой сценкой, которую отец по-актёрски представил своим слушателям.
Спустя многие годы, сам став в год кончины отца вузовским преподавателем, я стал внутренне обобщать и осваивать его отличный и по-своему уникальный педагогический, лекторский опыт. Опыт этот мне очень пригодился и для учебной аудитории, и для массовых, так сказать представлений, на широкую публику.
Ныне я себя зачастую ловлю на том, что даже в чём-то спустя десятилетия, копирую отцовские приёмы и интонации. Но, будем надеяться, – не слепо, а творчески их освоив.
Меня, конечно, спросят, о том, как он мне помогал в редактуре моих первых очерков, обзоров, рецензий… Текучку газетную он ценил как труд, но всегда неизменно ставил ниже художественно-публицистических жанров. И, вы знаете, каков будет мой ответ?.. Почти никогда прямого участия в редактуре моих текстов не принимал. Разве что какой-то исторический факт уточнит, посоветует, где и что прочесть, попутно поведает о каком-то аналогичном случае из своей практики, то есть он звал меня всегда к творческой самостоятельности!