Мой отец помнил Рихарда Зорге.
Были юными наши зори.
Всё ещё начиналось только.
Время самых первых истоков.
Время самых первых издательств.
Время самых верных приятельств.
Годов двадцатых волны поднялись
и снова над Невой рванулись ввысь.
Зорге был тогда публицистом
и экономику изучал.
И удивительно светлые мысли,
словно солнце, он излучал.
Вдруг он как будто бы в воду канул.
Жив – не жив?.. Никак не понять!
Вместе с верным своим Максом Клаузеном
[218]он уходил раньше всех воевать.
От Китая и до Японии
он спешил покорять эфир.
Позывные его заполнили
на войну набегающий мир.
Сын Германии разделённой
и России приёмный сын,
на посту своём обречённый,
воевал до последних сил.
…Тихий дворик тюрьмы токийской
увидал он в последний миг.
Он ещё до сих пор не раскрылся.
Он душою к тайнам приник.
Он ещё незримо проникнет
в нашу сторону баррикад.