Недолго думая, я схватила перо и написала ему в ответ: «Приходи, мне надо с тобою серьезно поговорить».
Это было поутру; он прибежал в тот же день вечером. Но едва началось объяснение, как он вспылил.
– Так ты за этим меня звала? – сказал он в ответ на какую-то шутку по поводу его глупых ревнивых намеков. – Это твое серьезное слово? А я как дурак поверил; думал, что вот наконец Юше надоело шутить и я услышу от нее что-нибудь путное.
– Послушай, Поль, – отвечала я. – Хоть ты убей меня, а я не могу говорить серьезно о таком вздоре.
– К чему же ты меня звала?
– Да, вот, в самом деле: к чему? – отвечала я, усмехаясь. – Теперь, когда ты у меня это спрашиваешь, я и сама хорошенько не знаю… Так, думала: может быть, утро вечера мудренее, и ты за ночь поуспокоишься да поумнеешь… А впрочем, если предпочитаешь дурачиться, то я тебе не мешаю. Ревнуй к кому хочешь и сколько угодно, только оставь меня, сделай милость, в покое со своими допросами. Я тебе ничего не должна и не имею перед тобой никаких обязанностей.
– Как ничего не должна? – закричал он бешено. – Что получаешь, тем и плати. Разве я даром люблю тебя?.. Если я отдаю тебе все…
– Постой, – перебила я, – что такое все?.. До меня ты имел двести любовниц, и после меня будешь иметь столько же, да вдобавок имеешь еще жену.
– Я ненавижу ее!
– Будто бы?
– Клянусь тебе честью. Мы уж два года в ссоре и не живем друг с другом.
– Помиритесь – съедетесь.
– Нет, она уезжает отсюда на днях совсем.
– Так что ж?.. Завтра любой из нас может тоже уехать. Потому что мы ссоримся с тобой каждый день, и если до сих пор это еще не надоело, то может легко надоесть.
Я это нарочно сказала, чтоб он не слишком куражился. Мне нужно было дать ему наконец почувствовать, что не я у него, а он у меня в руках. И, должно быть, мои слова попали в цель, потому что он вдруг присмирел.
– Ну, полно, Юша! – шепнул он, обняв меня и притягивая к себе. – Полно прикидываться!.. Ведь ты же знаешь, откуда все наши ссоры… Если бы я не любил тебя так безумно…
– Безумно, может быть, – перебила я. – Но не серьезно. Если бы ты серьезно меня любил, ты думал бы более обо мне, чем о себе, и не стал бы меня притеснять.
– Как притеснять?
– Так… ты притесняешь меня. Ты хочешь отнять у меня свободу. А я этого не хочу, потому что я у тебя не отнимаю твоей. Живи себе как угодно, с женою или без жены, и имей помимо меня хоть целый город любовниц. Что мне за дело? Я тебе не мешаю, но не хочу, чтоб и ты мне мешал.
Это опять его вывело из себя, и он оттолкнул меня так, что я стукнулась головой о стенку дивана.