– Вишь, дьявол! – сказал он. – Я ее ласкаю, а она норовит укусить!.. Говори прямо: не любишь!.. Имеешь других, кроме меня? Кого?.. Криницкого? Гальберта?.. Признавайся!.. Гальберт к тебе приходил вчера, или ты у него была; одним словом, вы виделись… Где?
– Не горячись, – отвечала я, – и не ругайся. Ты тут не хозяин и не имеешь власти вот ни на столько. (Я указала ему на кончик мизинца.) Ты за серьезным словом пришел, так слушай, я вот что тебе скажу… Люблю тебя, пока любится, и ласкаю, покуда мне это угодно… А когда захочу – брошу. На то моя воля, и я не обязана давать тебе в ней отчет. Требуй этого у своей жены, если она еще не уехала, а я тебе не жена.
Он силился сделать вид, будто смеется, но пена была у него на губах.
– Юшка! – сказал он, весь бледный от злости. – Клянусь тебе чертом, ты доведешь меня до того, что я когда-нибудь задушу тебя своими руками!
– Немного выиграешь.
– Напротив, все выиграю. Буду кругом в барышах. Таких красавиц, как ты, нетрудно найти, и товар этот дешев; но такой злючки, такой ядовитой змеи – днем со свечой не отыщешь!
Я закусила губы и поклялась про себя, что его «товар» ему дорого обойдется, гораздо дороже, чем он полагает. Но теперь рано было считаться.
– Если так, – отвечала я, – то не стоит труда и душить. Лучше просто оставь меня.
Он стоял прямо против меня и злился бессильно, как зверь за железной решеткой… «Не знает, что больше сказать, – подумала я, – и не может решиться уйти… Ага, попался, голубчик!» – и наслаждаясь своим торжеством, я смотрела ему в лицо, не мигая, не опуская глаз. Я видела, как его подергивало от боли и как, уступая, он шаг за шагом терял свою твердость. Пытка взяла наконец свое. Он свесил покорно голову и опустил руки. Тогда мне стало жалко его.
– Поль! Что с тобою? – сказала я ласково.
Он молчал.
– Ты сердишься?
Он посмотрел на меня, но как-то уже совсем иначе, украдкой и боязливо, словно наказанная собака, которая смотрит в глаза своей госпоже, не зная, хотят ли ее простить и приласкать или зовут только затем, чтоб еще больнее побить.
– Поль! Милый! Ну, полно! Поди, сядь сюда. Ты устал, и я тоже… Поговорим о другом.
Лицо его просияло. Он сел, взял меня за руки и склонил свою львиную голову ко мне на колена. Мне стало как-то ужасно весело, как игроку, который вдруг выиграл очень много и держит в своих руках добычу, любуясь ею покуда еще без всякой мысли, как с ней поступить. Я разбирала, нашептывая какой-то вздор, его кудрявые волосы. Вдруг слышу, он вздрогнул…
– Что ты?
– Ничего, – отвечал он. – Ты меня оцарапала. Но это в твоей природе. Кому Бог дал когти, тот волей-неволей царапает.