Первое, что он увидел, это голова Локсодорма, покоившаяся на металлическом блюде посреди круглого стола в зале, застеленного серым сукном в масляных пятнах. Все стены мебель и пол были залиты кровью, даже на потолке виднелись пятна крови.
– Чёрт! – воскликнул он, подходя к столу, спотыкаясь и переступая через чей-то труп. Похоже, это Отрезок. – Чёрт! Чёрт!
– Да уж, – раздался позади него женский голос, – облажались мы по полной!
Он стремительно обернулся. В дверном проёме стояла Жанна в коротком школьном платьице и босоножках, в руках у неё был пистолет. При этом она очень внимательно разглядывала прислонённую к дверному косяку алебарду, по широкому лезвию которой сгустками стекала кровь.
«Пистолет тульский Токарева, – машинально отметил про себя Навуходоносор, – двенадцатизарядный… идеальное оружие для убийства. Но почему огнестрельное? Госпожа всегда предпочитала тяжёлые массивные мечи или алебарды».
– И минуты не прошло, как он тут… – продолжала Жанна, – ты, кстати, на лестнице его не встретил?
– Госпожа, – Навуходоносор опустился на колени и склонил голову, – это моя вина…
– А то, – усмехнулась Жанна. – Я же показала его вчера! Так почему ты, раб, не принял мер?!
Она отвлеклась от окровавленной алебарды и подошла к столу. Положив пистолет на скатерть стола, она взяла в руки голову Локсодорма.
– Я не ожидал, что он будет так решителен, да и сообразил поздно, слишком поздно… – прошептал Навуходоносор.
– Сообразил! – воскликнула Жанна, перебрасывая голову Лосодорма из рук в руки. – Ты что же, раб, позволяешь себе думать?!
Навуходоносор молчал, склонившись к самым коленям Жанны.
– Кто ты есть? – продолжала та, глядя сверху вниз на Навуходоносора.
– Я воин, – прошептал тот дрожащим голосом.
– Именно, воин. Лучший воин каравана! – в голосе Жанны появился металл. – А почему ты стал таким, раб?
– Я… – начал Навуходоносор.
– Потому что ты никогда не позволял себе думать, – перебила его Жанна. – Если воины, бойцы, начнут думать, соображать, то что будет? А вот это и будет! – она показала свободной рукой на мёртвые тела, лежащие в комнате. Поставив голову Локсодорма обратно на блюдо, она подошла к окну. – Встань, раб! Всё, что случилось, это моя ошибка, и я уже сделала выводы.
Навуходоносор тяжело поднялся.
– Сколько осталось людей? – спросила Жанна.
– Тут все, – ответил Навуходоносор, стараясь прямо смотреть на дочь повелителя. Он понял, что ему только что даровали жизнь.
– Как мило! – улыбнулась Жанна и вдруг наклонилась за кресло, стоявшее у окна. – О! Ещё один. – Она выпрямилась, держа в руках окровавленную человеческую голову. – Это, если я не ошибаюсь… – она вопросительно взглянула на Навуходоносора.