Костер представлял собой металлическую конструкцию из нескольких уровней, на которых чередовались рядами трупы и дрова. От него шел ужасающий смрад, такой, что мне до сих пор становится дурно от запаха печеного и жареного мяса. А с этим проклятым лесом у Маутхаузена у меня, доктор, связаны самые черные воспоминания в моей длинной и бурной жизни. Было восьмое октября, годовщина нашего прибытия в лагерь. В тот день в нашем отряде работал Живко Габорович из Негришор. Я тогда трудился как кочегар, а он – как уборщик трупов. Вдруг Живко подошел и шепнул мне:
– Отец, помоги мне.
– Чем я могу тебе помочь, Живко? – спросил я его удивленно.
– Среди этих трупов находится мой брат Радойко, вчера он умер в газовой камере.
Я присмотрелся и узнал Радойко.
– Вижу, но что мы можем сделать для него?
– Надо вытащить его отсюда и спрятать, – сказал он взволнованно.
– Живко, это может быть очень опасно, как ты себе это представляешь?
– Отрежем ему голову и где-нибудь закопаем, чтобы от моего брата хоть что-нибудь осталось.
Он дал мне знак следовать за ним, и мы оказались по другую сторону дымовой завесы. Живко в руках нес голову Радойко. Истощенный заключенный, с закопченным лицом, в полосатых лохмотьях, держал в руках голову своего брата! В кустах мы нашли подходящее место, где земля была мягкая, и железным прутом выкопали яму глубиной в полметра, может быть меньше. Мы торопились, если бы нас застали, расстреляли бы на месте. Живко выпрямился и сказал:
– Отец, скажи что-нибудь за упокой души моего брата Радойко, чтобы хотя бы голова его не ушла в мир иной без отпевания.
Я велел ему взять голову брата в руки, достал свой крест, возложил его Радойко на чело и прошептал: «Господи, помилуй раба Твоего Радойко…»
Мы торопились, пришлось сократить отпевание. Пока я читал молитву, Живко крестился со слезами на глазах. Потом посмотрел на меня и сказал:
– Отец, хочу сохранить что-нибудь от Радойко, хотя бы частичку головы.
– И куда ты это денешь?
– Буду держать при себе, если выживу, отнесу домой.
И мы железным прутом отделили небольшой кусок со лба, голову упаковали в мох и листья, положили на дно ямы и закопали. На этом месте мы воткнули дубовую ветку, что, как выяснилось потом, было нашей роковой ошибкой. Когда мы вернулись к костру, там что-то происходило, один человек лежал без чувств. Когда я присмотрелся, я увидел, что это еврей Визенталь! Бросая трупы в огонь, он увидел среди них свою жену и сына, ему стало плохо, и он потерял сознание. Чтобы скрыть это от эсэсовцев, другие евреи отнесли его в сторонку, пока он не придет в себя.