Иногда, доктор, я видел такие сны, что вскакивал с тюремной кровати среди ночи. Как-то мне приснились моя мать и убитый, вместе! Они идут по цветущему лугу, мать нарядно одета, на ней платье, которое она только в церковь на службу и на святое причастие надевала, но не в ту церковь, что безбожники разрушили (она никогда не была приходской), а в большую, в Тияне, наше село входило в ее приход. Они идут, а я наблюдаю из церковного двора. Матушка в руках несет букет цветов и свечу. Убитый (его лица в жизни я так и не разглядел, но во сне точно знаю, что это он) выглядит совсем молодым, одет в праздничную одежду, с непокрытой головой, черные волосы блестят на солнце. Мать моя уже совсем старая, при ходьбе опирается на палку, а он поддерживает ее под руку. Увидели меня, притаившегося, и парень воскликнул:
– Вот он!
Крикнул и спрятался за мою мать, как будто защиты у нее ищет. И она на меня закричала:
– Беги прочь, проклятый! Не трогай мое дитя!
От этих ее слов я пустился наутек, долго бежал, пока из поля зрения не исчезла колокольня в Тияне.
Ночи мои в тюрьме были самыми тяжкими, это были бессонные ночи. А стоило, наконец, сомкнуть глаза, я впадал в кошмарное состояние между явью и сном. Вот еще один сон, который врезался мне в память.
Мне снилось, что в лесу на тропинке я нахожу мертвого человека, которого я узнаю и точно знаю, что он погиб от моей руки. Он невероятно молодой, еще моложе, чем парень из предыдущего сна, видно, что ему еще и двадцати нет. Он лежит на спине, раскинув руки, а я подхожу к нему и говорю:
– Прости, сынок, что оборвал твою юную жизнь. Лучше бы я пулю пустил в свою старую, а не в твою молодую голову! Лучше бы мне самому лишиться жизни, чем такой грех принять на свою душу.
Стою и смотрю на него, кровь льется по его лицу. Тут вдруг появляется женщина в трауре и говорит мне:
– Грешный человек, твое покаяние не принимается, отойди от своей жертвы!
Говорит это и исчезает. Ну а потом уже не помню, чем сон закончился.
Одиночество в камере было для меня лучше, чем общение с другими заключенными. Когда меня выводили вместе с ними на обязательную прогулку, я едва мог дождаться возвращения в камеру. В четырех стенах тесного помещения я чувствовал себя свободнее, чем снаружи, среди не слишком приятных мне людей. Меня радовала плохая погода, потому что тогда прогулка отменялась.
Я протягивал руки через оконные решетки и тут же втягивал их обратно, меня пугало свободное пространство, даже когда речь шла только о руках. Мои руки, пролившие кровь человека! Прозвучит странно, но я боялся свободы. Боялся людей. Я, который в жизни не боялся лицом к лицу встречаться с любыми неприятностями и проблемами, сейчас вел себя как последний трус!