Таким образом мое дело дошло до самого начальника тюрьмы, который пригласил меня на разговор. Должен признать, доктор, этот человек выказал ко мне участие и полное понимание. Он осознал, что все может плохо кончиться, рано или поздно меня могут забить до смерти. Начальник тут же приказал меня перевести к осужденным за хозяйственные преступления, так как опасался, что среди политических мне тоже придется несладко. Я выразил ему свою благодарность за чуткость.
В новой среде у меня, действительно, не было никаких проблем. Никто ни одним словом, ни одним жестом не пытался оскорбить мою личность. Я же старался во всем быть примерным заключенным.
Но что меня просто добило, так это известие о том, что клерикальные власти меня подвергли своему наказанию. Конечно, этого следовало ожидать, руководители нашей церкви не могли пройти мимо факта, что один из их рядов применил оружие против человека, пусть даже в защиту Божьего имени, невзирая даже на то, что его уже наказал гражданский суд. Преступление остается таковым, неважно, по какой причине оно совершено.
Нет, этого они не сделали, из своих рядов меня не исключили, но мне было запрещено проводить какие бы то ни было религиозные обряды. Также меня лишили звания священника. Так я был наказан дважды: со стороны мирских и со стороны духовных властей. Церковное наказание было для меня гораздо тяжелее, чем тюремное заключение. От этого я никак не мог прийти в себя и все глубже замыкался, общаясь только с Господом.
Навещали ли меня? Да. В основном это были духовные лица, но приходили и мои земляки, которые справедливо оценивали мою жертву, принесенную ради сохранения храма. Передавали устные послания, самыми ценными были для меня пожелания выстоять до конца. В 1956 году я получил сообщение, что моя сестра Томания умерла вскоре после выхода из тюрьмы, меня это очень огорчило.
Итак, доктор, годы текли, а мои тюремные дни проходили однообразно, ничего в моей жизни не было, кроме страданий, которые разъедали мне Душу.
Не буду тянуть. За мое примерное поведение срок моего пребывания за решеткой был сокращен, и я вышел на свободу через двенадцать лет и три месяца. Я был задержан 21 ноября 1947 года, а из Забелы отпущен 20 февраля 1960 года, то есть срок мне сократили на один год и три месяца.
Первыми пришли ко мне повидаться мои старые друзья Жико Шипетич и учитель Жарко Йовашевич с десятилетним сыном Костой, который, когда вырос, закончил военную академию и сейчас служит в чине майора. Моя встреча с ними была очень трогательной, нас переполняли сильные чувства, не обошлось без слез. Часто меня посещали Вучко и Янко Поповичи из Тияня и Райко Сретенович из Турицы. Все они хотели пожать мне руку и отдать дань признания за мою жертву. Никто из них не видел во мне преступника в настоящем смысле этого слова, наоборот, я для них был борцом за защиту веры. Но с точки зрения властей я и дальше оставался сомнительным элементом, органы безопасности следили за каждым моим шагом.