– Как же ты вернулся из окаянной дали, дитя мое?
– На крыльях надежды, с мыслью о Господе нашем, матушка.
– Сколько же ты был в пути, несчастное мое дитя?
– Пока я был в пути, шестьдесят раз сменились день и ночь. От Введения во храм Пресвятой Богородицы до сегодняшнего дня.
– Что же ты ел в дороге?
– Зерна из навоза, корешки растений и то, что добрые люди подавали.
– Хвала Господу, что есть еще добрые люди на свете. А что у тебя в мешке, путник мой многострадальный?
– А ты посмотри, матушка.
Мать вытащила головы из мешка и говорит:
– Горе мне! Что это такое, сынок?
– Это головы покойных моих товарищей.
– Ты такой слабый, как же ты их смог донести?
– Должен был, мама, это была моя святая обязанность.
– И куда ты теперь с ними, несчастный?
– Отнесу к ним домой, пусть родные хоть головы похоронят.
– А почему одна голова вся обглоданная?
– Обглодали ее волки в горах.
– Что ты говоришь?! Так на вас и волки охотились?!
– Да, матушка. Это голова Милойко Елушича из Граба. А его самого съели, уже мертвого.
– Господи помилуй! А кто остальные трое мучеников?
– Это мои товарищи, мы вместе отправились домой из плена, но все, кроме меня, скончались по дороге.
– Знаешь ли ты, дитятко, где чья голова? Кому ты их отдашь?
– Знаю. Вот голова Радоицы Клисарича из Губеревцев, эта – Богосава Йовашевича из Марковицы, а третья – Глигория Бежанича из Брезовицы.
– Ох, что ты говоришь! Все такие молодые. Несчастные их матери!
– Есть матери несчастнее, эти хоть головы своих сыновей увидят, а тысячи других – ничего.
Тут подошли мои сестры и младший брат. Было много и слез, и поцелуев. Так я впервые, доктор, встретился с родными после отъезда на фронт летом 1915 года. Наконец, я перекрестился, стал на колени и поцеловал родной порог. Потом вошел в дом, приблизился к иконе святого Иоанна Крестителя, покровителя нашей семьи. И ее поцеловал…
Да, отнес. Сделал это уже на следующий день. Отнес все четыре головы и пережил душераздирающие минуты. Не знаю, где было горше. Всюду раздавались стоны и плач и причитания. Особенно тяжело пришлось в Грабе, когда мать Милойко Елушича, увидав голову своего сына, потеряла сознание.
Думаю, что нет. Я не считаю это своей ошибкой. Я дал возможность несчастным родителям повидать хоть какие-то останки их сыновей. За это они были мне благодарны. Пригласили меня и на захоронение этих голов. Везде я не мог успеть. Побывал в Губеревцах и Марковице, там присутствовал на отпевании. Головы положили в гробы и с ними лучшую одежду покойных юношей.
Таким образом, я, раб Божий, грешник Йован, сделал все, что мог, для своих умерших друзей. Часть моих воспоминаний о том времени осталась под пластом лет. То, что я рассказал вам, – всего лишь сохранившаяся череда мрачных картин прошлого. Надо было бы рассказать обо всем много лет назад, но не было ни сил, ни желания, да и кто бы стал меня слушать? По правде говоря, не было у меня такой потребности говорить, как сейчас с вами, доктор. Вы пробудили во мне желание в конце моего жизненного пути открыть кому-то душу. Меня радует, что в вас я нашел человека, который действительно хочет слушать и записывать мои воспоминания.