Карие глаза Рейза расширились, он опустил подбородок, спрятав их от меня. Он была такой загадочный и большой, как Халк, но этот вопрос омрачил его.
— Рейз, — позвала я, подавив внезапный прилив грусти, он медленно поднял голову.
— Я помню первый раз, когда один из них пришел в мою камеру. Он был огромным, а меня только что избили битой. Я не мог пошевелиться, и лишь наблюдал, как он подходит ко мне, расстегивая ремень и опуская вниз молнию. Я помню, как он надавил на мой живот. Помню боль. Такую боль, какаю никогда не чувствовал прежде. Да и потом, все что я могу помнить, заблокировано. Каждый раз, когда они приходили в мою камеру, я отстранялся от этого дерьма, пока не вырос и не стал слишком большим для них и опасным, чтобы трахать меня.
Инстинктивно, он схватил своей рукой мою и сжал ее, словно я давала ему силы продолжить, будто он наполнялся храбростью и мужеством, чтобы рассказывать мне об этих ужасных изнасилованиях. Я едва могла видеть сквозь поток слез, падающих вниз по моим щекам, пытаясь придумать способ, чтобы сделать для него что-то хорошее.
— Рейз, о боже, — я заплакала и прижалась лбом к его лбу, опустошенная рассказом о жизни в ГУЛАГе.
Он ничего не ответил, но все еще удерживал мою руку. Я догадалась, что это был первый раз за долгие годы, когда он нашел утешение. Конечно, я слышала об условиях содержания в подпольных русским тюрьмах, но то, что я слышала, не сравнить с тем, через что пришлось пройти Рейзу.
— Сколько тебе было лет? — спросила я, осыпая поцелуями его холодные, покрытые щетиной щеки.
Рейз сжал мои волосы в своих руках и ответил:
— Я… я не знаю. Трудно сказать сколько. Ни у кого из нас никогда не было дня рождения.
Вернув некоторое самообладание, не желая погружать его еще больше в неприятные воспоминания моими подозрениями, я продолжила:
— И они заставили вас сражаться? Насмерть? Детей?
Рейз кивнул, направив свой отсутствующий взгляд куда-то вдаль.
— Да. Они управляют целой сетью игорных заведений. Похожих на это.
Тошнота подкатила к моему желудку из-за того, что он сравнил «Подземелье» с ГУЛАГом. По крайней мере, я точно знала, что мы не заточаем и не насилуем детей, вынуждая их сражаться насмерть.
— Рейз, я не знаю что сказать. Я раздавлена твоей историей, — сказала я, чувствуя себя неадекватной — нет, жалкой.
Рейз сжал мой затылок, надавил вниз и робко поцеловал меня. Я сразу же растворилась в его хорошо знакомом поцелуе.
Потом он отстранился и посмотрел на меня.
— Был побег. Несколько бойцов освободились и убили охранников. В ночное время всегда было меньше охранников. Остальные заключенные тоже взбунтовались и стали сбегать.