— Вот всю дорогу боялся, что ты уснешь, и ты все-таки уснула, — Он возвышался над ней, беззастенчиво отдернув шторку. — Давай-ка ты вылезай, Анют, так и утонуть недолго. Надо мне было тебя спать уложить, прости, не сообразил сразу, что ты не в том состоянии, чтоб оставлять тебя в воде без присмотра.
— А можно я все-таки без присмотра вылезу? Я в нормальном состоянии, правда, — под его взглядом она чувствовала себя беззащитной, было страшно, что сейчас он нагнется, протянет руку…
— Ну конечно, — он лишь улыбнулся и отступил, задергивая шторку. — Я подожду в гостиной, не бойся.
Вышел. И сразу стало легче дышать. Все же от одного его присутствия словно воздух электризуется… или этого воздуха просто становится меньше. И как она могла так заснуть, что пропустила его возвращение? И ведь действительно, едва не утонула. Вот уж… куда нелепей: попасть в страшную-престрашную Сибирию, чтоб обнаружить, что она нестрашная и утонуть в ванной. Для этого, конечно, стоило сюда попасть!
Раздосадованная, напуганная, да и просто излишне взвинченная из-за того, что он не постеснялся зайти к ней в ванну, водные процедуры она заканчивала скомкано и излишне быстро.
Он ждал, морщась от коктейля ее отрицательных эмоций, да мысленно ругая себя за преступную халатность. Назвался опекуном, а сам… За пару часов едва ребенка не погубил! Да, он, конечно, не специалист, но можно ж было сообразить, что усталость, нервы… Нельзя ей было в ванну! Люди такие хрупкие. Так быстро устают. Так легко умирают…
— А ш-што вы делаете? — она стояла возле самой двери и смотрела на него широко распахнутыми глазами. Из всех эмоций — одно удивление и осталось. Ну — и то польза.
— Платье твое новое в порядок привожу, чтоб времени не терять. Примялось, пока из магазина донес, — он отставил утюг, чтоб передвинуть ткань на гладильной доске, затем разгладил еще одну складку. — Почти закончил.
Она смотрела на него как на фокусника… или жонглера… или уродца с тремя руками… в общем, как на кого-то, кого разве что в цирке и увидишь. Не то, чтоб это было приятно.
— А у вас тут что, матриархат? — осторожно поинтересовалась Аня.
— Почему матриархат?
— Ну… я не знаю, — засмущалась. — Просто вы все делаете… постель мне заправили, платье купили, гладите его вот… И прически у вас у всех странные…
— А прически-то тут причем?
— Ну… у нас такие только женщины носят… и работу вы делаете женскую… ну, у нас она считается женской… простите, — отчаянно покраснела, понимая, что наговорила глупостей, и он обидится, и прав будет.
— Правда? И что же делают ваши мужчины, когда остаются совсем без женщин? Неужели превращаются в грязных оборванцев?