— Знаешь, из-за этой разницы в восприятии наши люди телевизор увидели лет на пятьдесят позже, чем ваши, — продолжал он рассказывать. — Во-первых, очень уж муторно контролировать, что конкретно там показывают…
— А вы контролируете все?
— Да, Анют. Мы контролируем все. Все сферы жизни. Это реальность, ее надо принять и жить, исходя из нее.
— Жутко, — она поежилась.
— Да нет, не очень, — он подошел, и вновь сгреб ее на руки, сев на ее место. — Ты ведь не думаешь, что в вашем мире такого тотального контроля нет?
— Конечно нет. Вернее, раньше он был, а теперь…
— Сказки, Анют. У нас их тоже рассказывают. Любого на улице спроси — ответит так же. Только без «раньше». Просто: «нет и не было». Я же тебе даю сейчас информацию с этой стороны реальности. От лица одного из тех, кто в этой несуществующей службе контроля занят. Не для того, чтобы ты делилась этой информацией с кем бы то ни было. Но чтобы лучше представляла мир, в котором живешь. И, кстати, была и вторая причина, по которой мы очень долго отказывались от телевизоров. Считалось — и все еще считается — что они вредят здоровью. Портят зрение, способствуют малоподвижному образу жизни, сокращают время, проводимое человеком активно, в том числе — на свежем воздухе…
— Ах, да, забота о здоровье во главе угла. Привет витаминам.
— Только привет? — он тут же напрягся. — Аня, мы договаривались, что ты их пьешь.
— Я пью, пью… Так почему же все-таки разрешили такие вредные телевизоры? — она поспешила уйти от скользкой темы.
— Без передачи на монитор изображения в режиме реального времени стало невозможно развитие целого ряда производств, мы тормозили бы этим науку, увеличивая отставание от остального мира, это недопустимо. Плюс, оценили возможности формирования общественного мнения, прежде недоучтенные. У нас есть и другие методы, их хватало, но… этот проще. К тому же — и это главное, наверное — был открыт новый способ кодирования и передачи зрительной информации, значительно улучшивший качество изображения. Стало хоть что-то видно. Нам, я имею в виду, для людей разница, возможно, не столь значительна…
— А у вас ведь есть свой аналог, верно? Вот как телефон, только чтоб фильмы показывал, передачи какие-нибудь…
— Да, фильмы у меня есть, но ты ведь не поймешь в них ни слова.
— Но ты мог бы переводить.
— Мог бы, — от одной мысли, что он может усадить ее на свою кровать, обнять вот так и несколько часов нашептывать на ушко слова перевода, дыхание его участилось. И плевать, что людям подобное показывать нельзя. Он ведь уже показал, так какая теперь разница… Вот только надо выбрать, что ей поставить… В любом фильме могут быть сцены… Он на них и внимания не обращал, надо будет вспомнить, попробовать пересмотреть с человеческой точки зрения… — Не сегодня, мне надо сообразить, что тебе показать.