– Ну хватит! Довольно! – она бросилась к окну, просто чтобы быть подальше от него. Слёзы не заставили себя ждать. Много слёз. Полные глаза.
Потом, почувствовав, что этого расстояния ей мало, рванула на второй этаж. Девушка очень надеялась, что Чарльз поймёт, как больно ей сделал, и бросится за ней вдогонку.
Но никто за ней не бросился. Ни сразу, ни потом. Она пролежала в кровати до темна с ощущением какого-то внутреннего астматического спазма. С ним и заснула.
А когда проснулась утром от звука захлопывающейся двери, видимо, Чарльз ушел или на работу, или в библиотеку, ей стало просто невыносимо больно. Остро. Боль была повсюду: в груди, в голове, в ногах, в руках, в глазах. Жак не знала, куда от неё деться, от этой боли – хоть на стену лезь. Но тут, к счастью, её отвлекли позывы к рвоте. Жаклин опять, как и в Глазго, стремглав бросилась в ванную, и, когда рвота успокоилась, из неё с такой силой начали рваться наружу рыдания, что она думала, что еще чуть-чуть – и её просто разорвёт изнутри, она лопнет, как воздушный шарик.
Девушка работала доктором и отлично знала, чем ей это грозит, но в ней в тот момент было столько боли и столько злости на… на всё: на свою жизнь; на то, что осталась рано без родителей; на то, что меняла школы как перчатки и везде ей приходилось вливаться в коллективы, приспосабливаться; что вместо весёлых подруг в детстве общалась со скучными археологами; что вышла замуж за такого же скучного, но удобного Чарльза, который оказался не очень удобен; за то, что лишена счастья разделить свою радость по поводу своего будущего материнства; что её угораздило так влюбиться в мальчишку, которому она нужна как прошлогодний снег; за то… да за всё.
Рыдала она долго, рыдания не сдерживала, давая себе волю.
«Могу я хоть в чем-то себе не отказывать? Хоть в слезах». Успокоившись, вытряхнув из себя всё, что имелось, что накипело, она впала в состояние, граничащее с анабиозом – даже если бы сейчас здесь оказался Александр или даже её покойные родители, вряд ли бы девушка смогла найти в себе должный отклик.
Она была пуста. Как вакуум. Как ноль. Ей всё равно. Но зато она успокоилась. Полностью.
Но оказалось уже поздно.
Последствия истерики не заставили себя ждать – вечером у неё заболел низ живота, и пошла кровь. А утром она села в поезд до Лондона и поехала к своему гинекологу доктору Абрамсону за приговором.
С Чарльзом Жак тогда долго не разговаривала. Наверное, дней десять. Естественно, при таких обстоятельствах они не поехали в Хелстон, к его маме, хоть миссис Рочестер и звонила еще раз, разговаривала даже с невесткой, и очень и очень приглашала. Потом еще их звали себе в гости на вечеринку Валентин Норман, коллега Чарльза, со своей женой Фридой по случаю помолвки их сына Марка. Чарльз позвонил Норману, извинился и сказал, что они с Жаклин не смогут прийти, не уточняя причины.