Едва успели похоронить Овчинникова, как снова начался обстрел. Кто-то, спускаясь с пригорка, бежал к истребителям. Дымов первым узнал Аню. Запыхавшись, она подбежала к Филину:
— Товарищ комиссар! Комбат велел передать… Приказ получили перейти на оборону города. Немцы прорвались к Сталинграду.
Потом Аня затаенно-тревожным взглядом посмотрела на Дымова. Отпустив ее, комиссар отозвал лейтенанта в сторону:
— Без пехоты оставаться нам нельзя. И отходить без приказа — тоже. Понимаешь?
Дымов кивнул и сказал:
— Надо срочно посылать связного к комдиву.
— Пока он доберется, нас перебьют.
— Не перебьют. Я мигом слетаю.
Ваня оглянулся. Дымов бежал вниз по косогору. А когда Ваня, наконец, выскреб на щите орудия ту самую палочку, которую не успел выскрести утром, лейтенант уже во весь опор мчался на вороном вдоль железной дороги.
Немцы заметили отход нашей пехоты и перешли в наступление. Истребителям пришлось бы туго, не появись связные с приказом комдива: немедленно прорываться в Сталинград — городу угрожала опасность.
Филин приказал кухне и машинам отходить вдоль железной дороги, а истребителям и бронебойщикам — по шоссе. С боем прорвались к самому командному пункту дивизии у Мамаева кургана. Там Филин узнал, что Дымов был здесь и ускакал обратно. «Теперь на том месте, где мы стояли, уже немцы!» — с тревогой подумал комиссар Филин.
С командного пункта Дымов летел вихрем. Миновав прежнюю стоянку машин и кухни, он поскакал напрямик к огневым. И тут почуял что-то неладное… Будто пересек незримую линию — после грохота попал в странную, гнетущую тишину. Здесь ни бомбы, ни мины не рвались. Пехота, которая при нем снялась с позиции, почему-то рыла окопы… «Может, пришло подкрепление, пока я ездил?» — подумал лейтенант.
Поводья он натянул слишком поздно — оставалась всего какая-нибудь сотня метров, когда разглядел, что окопы рыли немцы. Послышались крики: «Рус командир, плен!..»
Все это лейтенант осознал, пока конь перешел с галопа на рысь. Бешено заколотилось сердце. Дымовым овладела отчаянная досада на себя… Влопался! Обидно, что никто и никогда не узнает, как он исполнил свой долг. Рука с пистолетом потянулась к виску… Но в последнюю секунду его охватила такая нестерпимая досада, что так нелепо погибнет, и он изо всех сил рванул поводья.
Конь, словно и ему передалось состояние всадника, с места понесся вскачь. Но уже через две-три секунды затарахтели автоматы и ударили крупнокалиберные пулеметы. Конь на полном скаку рухнул… Нога лейтенанта, прижатая тушей лошади, так и осталась в стремени. Нестерпимо болела коленка. Лошадь повернула голову… На Дымова смотрел большой грустный глаз вороного. Коню разворотило весь круп — густая теплая кровь за спиною лейтенанта образовала целое озерцо и подтекала ему под бок. Дымов попробовал вытащить ногу из-под лошади, но безуспешно… Из-за бугра показались фигуры немцев. Лейтенант снял с шеи автоматный ремень — диска не было: он вывалился при падении и откатился. А враги приближались…