– Как-то вы, ваше высокопреосвященство, обтекаемо слишком, – заметил я. – Трудно понять, чего вы реально хотите?
– А по-моему, всё просто, – прищурился митрополит. – Я хочу, чтобы Русская Православная Церковь была многолюдной, чтобы действовали тысячи храмов, чтобы эти храмы не пустовали. Чтобы в Церковь входили всё новые и новые члены, чтобы она пользовалась авторитетом у всех, даже у неверующих. Только такая Церковь имеет шанс пережить гонения, передать эстафету потомкам… Да, понимаю, какова цена вопроса. Ослабление Духа, обмирщение. Но уверяю вас, это временно. Потому что цивилизация не может развиваться линейно. Этот дивный новый мир, который сейчас строят Штаты и Европа, не вечен. Он рухнет под собственным весом. Через двадцать лет, пятьдесят, сто пятьдесят… но рухнет. Волна экологических катастроф, технологических… новые войны, новые пассионарные народы. Они, дурачки, думают, что раз открыли холодный термояд, то весь космос у них в кармане. Но мы-то с вами знаем, что когда будут восклицать: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба. И вот тогда растерянные люди обратятся к Церкви. Значит, должно быть, куда обращаться. Должны быть храмы, должны быть священники, должны быть образованные миряне, должна быть духовная литература…
– Дед мне часто говорил, – заметил я, – что церковность без подлинной веры – это трясина. Что лучше уж честный атеизм, чем православное язычество. И ещё говорил, что многие люди всю жизнь лижут бутылку, думая, что тем самым познали вкус вина. Это он о тех самых формах говорил, которые вы любой ценой хотите сохранить.
– Да, хочу, – твёрдо сказал владыка Пафнутий. – Потому что без бутылки вино существовать не может. Оно выльется на землю и его не станет. Да, моя цель – сохранить бутылку. Мне приходится добавлять туда уксус, потому что иначе на нынешнем морозе бутылка треснет. Но мороз не вечен, будет и на нашей улице весна. И вот тогда мы выльем весь уксус, а Господь нам в этом поможет. Претворит, так сказать, в прежнее вино. Да, я венчаю содомитов – чтобы не подвести храмы моей епархии под статью о нетолерантности. Ну так придёт час, выгоним мы этих гомиков пинком под зад. Я рукополагаю диаконисс – ну так трудно ли запретить их в служении? Я призываю паству радоваться жизни, отказываться от устаревших мрачных стереотипов, от неоправданной аскетики, от непосильных постов, от нудных молитвословий… Зачем, спросите? А затем, чтобы внешние от нас не шарахались, чтобы приходили… и оставались. Ну сами ж понимаете, нельзя на современного человека возлагать бремена неудобоносимые… Понимаю, многих это злит Ну так я умру, и пройдут годы, десятки лет, может быть… и новые архиереи объявят меня отступником, обновленцем. Но сделают они это в тех церквях, на тех кафедрах, которые я сберёг. Да, когда-нибудь новые православные будут гневно осуждать пафнутианство. Как поколение наших отцов осуждало сергианство. История действительно повторяется, Александр. Тогда владыка Сергий прогнулся под советскую власть, чтобы спасти тело Церкви от сожжения. Сейчас, через сто тридцать лет, я хочу прогнуться под толерастов, чтобы спасти тело Церкви от гниения. Понимаете мысль?