Маленький старичок сжал и без того необыкновенно тонкие губы.
— Ничего.
— Я также предполагаю, что вы ничего не знаете о некоей Мартине, которая живет на улице Этуаль и у которой тоже, вероятно, как и у вас, есть ключ от маленькой двери?
— Я никогда не имею дела с женщинами.
Мегрэ находился в доме едва ли полтора часа, а ему уже казалось, что он задыхается, хотелось поскорее выбраться отсюда, вдохнуть свежего воздуха, каким бы сырым он ни был.
— Попрошу вас остаться здесь.
— Я не имею права пойти на улицу Рамбюто? Меня там ждут для принятия важных решений. Вы, кажется, упускаете из виду, что мы обеспечиваем по меньшей мере восьмую часть поставок мяса в Париж и что…
— Тогда один из моих инспекторов пойдет с вами.
— Что это означает?
— Ничего, месье Жозеф. Абсолютно ничего!
Мегрэ был на пределе. Люди из прокуратуры в большом салоне заканчивали составлять протокол. Следователь Планш спросил у комиссара:
— Вы поднимались к ней?
Он явно говорил о мадам Фюмаль.
— Нет еще.
Нужно было туда идти. Нужно было также допросить Феликса и других слуг. Нужно было найти Роже Гайярдена и задать несколько вопросов этой Мартине Гийу, у которой, возможно, был ключ от маленькой двери.
Нужно было наконец разыскать как в бюро на улице Рамбюто, так и в Ла-Виллетт все свидетельства, которые могут…
Мегрэ заранее упал духом. Он чувствовал, что неправильно начал. Фюмаль пришел просить у него защиты.
Комиссар ему не поверил, и Фюмаль был убит выстрелом в спину. Без всякого сомнения, скоро министр внутренних дел позвонит директору криминальной полиции.
Мало ему было англичанки, которая бесследно испарилась.
Луиза Бурж смотрела на него издали с таким видом, будто пыталась понять, о чем он думает, а он думал как раз о ней, спрашивая себя, действительно ли она видела, как ее патрон писал одно из анонимных писем.
Если нет, то это все меняло.
Глава 4
Пьяная женщина и неслышно ступающий фотограф
Около тридцати лет назад, когда Мегрэ, недавно женившийся, был еще секретарем в комиссариате, его жена иногда заходила за ним в обеденное время. Они быстро перекусывали, чтобы больше времени осталось побродить по улицам и бульварам, и Мегрэ вспомнил, как однажды весной он оказался в этом самом парке Монсо, который стоял сейчас черно-белый под окнами особняка.
Тогда было больше нянек, чем теперь, и почти все в нарядной форменной одежде. Детские коляски говорили об изысканной роскоши, железные скамьи, стоявшие вдоль дорожек, были недавно покрашены в желтый цвет, пожилая дама в шляпке, украшенной фиалками, кормила хлебом птиц. «Когда я стану комиссаром…» — пошутил он. И они оба посмотрели на богатые дома, которые окружали этот парк с коваными решетками, завершавшимися позолоченными остриями, сверкавшими на солнце, и воображали себе элегантную и гармоничную жизнь за окнами этих домов.