Следующие несколько часов в Лениной памяти сохранились смутно. Галка источала флюиды безумия. Были рыдания на тему «Мать на порог не пустит, и так старшая на ней… Старшая хоть от мужа… Недельки на три… ну, на месяц! Забери!», «Если останусь здесь, умру! Я точно знаю. Ленка, это страшно!».
Лена гладила её по голове и шее, точно собаку, чуть не за ушами чесала, успокаивая. Одним из Лениных кошмаров была мысль, что, случись с ней чего ужасное, не на кого будет оставить Фанту. Взяла бы Галка Фанту? Точно взяла бы. Даже рискуя лишиться на этом деле некоторых частей тела. Она же с Августой три недели гуляла, когда Лена на сборах ногу вывихнула. Густи все боялись, а Галка больше всех, но обматывалась Густиным поводком, и вперёд. Долго потом удивлялась количеству кошаков на районе. «Буквально под каждой лавкой, быстро бегают, заразы, прямо летают!».
В отношении Нюси Галка придерживалась менее аскетических установок, чем в своём собственном: в бомжпакет летели бутылки детской воды (одну из них Лена самовольно употребила) и банки с питанием. Улучив момент, Лена обнюхала девочку. Бред и ерунда, но ей стало намного спокойней, когда она убедилась, что ребёнок пахнет, и довольно сильно — немытым ребёнком. Лучше так, чем никак!
Голову будто тряпками стянуло, дико хотелось спать и на воздух — подальше от газовой духоты. Перед глазами плавала фарфоровая баночка в переплетении цветов и иероглифов. Галка столовой ложкой черпала из неё что-то зелёное, перекладывая в склянку из-под питания, после чего банка перекочевала в бомжпакет, где упокоилась на горке памперсов. Несла при этом Галка такое, что Лена сочла за благо отключить мозг. Когда Галка принялась мазать себе этой штукой глаза, Лена сбежала.
* * *
— Что ж ты ребёночка не уймёшь? — дёрнула Лену за рукав тётка. — Мамаша тоже!
За спиной болтался рюкзак, плечо оттягивал бомжпакет, а затёкшие ладони сжимали ручку коляски, в которой хныкала Нюся.
Ой, чуть свою остановку не проехала!
Коляску помог выгрузить сострадательный подросток.
— Нарожают, а заботиться не умеют! — бурчала вдогонку тётка.
Александра Порфировна поставила недопитую чашку. Эти с картошкой с ума посходили, в такую рань звонить. Картошка у них дрянь, Зинаида покупала — за неделю сгнила. Настырные! Выдвинула грузное тело из-за стола, набросила платок. Поползла по бесконечному коридору гостиничного типа, споткнувшись впотьмах об Валькины санки, лампочки опять покрали, нету на них управы. Добралась до двери.
— Кто там?
— Александра Порфировна, я Лена, помните? Из сорок седьмой квартиры.