Димка придирчиво оглядел кухню и остался недоволен увиденным:
— Бегающих теней нет. В нашем-то доме!
— И домового, — вставила Лена, подавив нервную улыбку.
— Чего?
— Домового. А у вас, между прочим, живёт, Нюся рассказывала — на антресолях. Маленький, зубастый, в шерсти, глазки горят.
Дима смерил её медленным мутно-багровым взглядом.
— Значит, полная стерильность. А я о чём?! Погоди, о чём я говорю?
— Что у меня нет домового. Слушай, чего это тебя так заводит? Нюся вашего домового побаивается. Нину Павловну домовой по ночам душит, она иголки по углам втыкает, те падают, котик колется, у самой я на прошлой неделе иглу из пятки насилу достала. Короче, нам и без домовых нормально.
— Дура! У тебя самое стрёмное на районе и водится, короче, остальные его реально боятся, и в твоей квартире не селятся, даже потревоженные покойники! В форме волка.
«Смешно, но возможно, так и есть, — горько вздохнула Лена. — Самое стрёмное на районе — это я». Однако тему следовало прикрыть.
— Дим, давай-ка я верну тебя маме.
Димка увернулся от её рук. Бабушкин стол лишился при этом манёвре задней правой ноги, печально звякнули на прощанье чайник и чашка с блюдечком.
— Вот говори с бабой о серьёзном! По-человечески предупредить хотел, но с бабами нельзя, вы наглеете!
Пока Лена возвращала его в вертикальное положение, Димка мрачнел. Побрёл к балкону вместо прихожей, Лена догнала его, желая сменить траекторию, но он пихнул её так, что она удержалась на ногах только благодаря холодильнику (синяк на груди обеспечен, и кое-кто за это поплатится).
— Или тебя всё устраивает?! — возопил Дима. — Чем, собственно, ты у меня в доме занимаешься?! Угощаешь лоха типа вареньем, тварь встаёт на след, а патологоанатом находит приступ или скоротечное кровоизлияние вообще всего. Неплохо так устроилась! Теперь моя очередь, да? Мазь в коньяк намешала?! А твоя зверюшка не облопается — двух мужиков подряд умять?
Бутылка улетела с буфета на рандеву с асфальтом.
— Не выйдет! — орал Дима. — Я в серьёзной конторе работаю! Тебя в дурку заберут и ребёнка отнимут, лично прослежу, чтобы ты из моего дома съехала, пакуй вещички!
С внимательностью дебильного ребёнка Лена рассматривала уцелевшую половинку чайника с акварельным цветком шиповника в золотых листочках. У чайника хронически текло из носика, и его едва хватало на одну нормальную кружку (при бабушке чай полагалось пить из маленьких чашечек). Дима хрустнул тапком по цветку. Вокруг Лениной головы, ото лба к затылку, обозначился обруч, продолжая сжиматься. Лена знала толк в ярости — только ярость и ещё отчаяние приносят истинную свободу. Жаль, что за всё истинное платить приходится тоже не по-детски, так что с некоторых пор Лена прикрутила фитилёк, отчего жизнь утратила немалую долю перчика и красок. Но Димка сам напросился, Лена расслабилась. Она успела заметить, как вытянулось Димкино лицо, и его фигура неприятно дрогнула, размываясь.