Его мысли мелькали, неспособные остановиться на чем-то определенном. В ушах клокотала продырявленная река, с треском распарывался лед, прорывался его собственный вопль. Перед глазами зиял темный угловатый пролом, пробегали сверкающие рельсы, искрилась белизной мертвая долина. По коже двигалось колючее войско холода, бил озноб, а где-то в паху ползла теплая струйка крови.
Все это было как нескончаемый сон. Кто толкнул его к реке, волею какой судьбы он угодил в эту водяную могилу, неужто такой дорогой ценой он должен был заплатить за то, чтоб распрощаться с прошлым — с увлечениями и разочарованиями, теперь более похожими на каприз, чем на терзания души? Если завтра пальцы будут двигаться, он обует ботинки, сядет за руль и помчит к морю, излечившийся от жалких иллюзий после этой бреговской ночи, которая могла бы стать роковой для любого другого. Для него же она подобна воскресению, надо же было такому случиться именно здесь, где он родился, — ах, мамочка, это тебе знак, что твой Христо не пропадет, никогда, ни при каких обстоятельствах!
К утру отеки действительно уменьшились — настолько, что удалось втиснуть ноги в ботинки. Караджов совсем приободрился и решил, что пора ехать, закончить лечение можно и в отеле. Посидев молча посреди комнаты, он вышел, окинул взглядом окрестности, то злополучное место на реке, и пошел к машине.
Когда он уезжал из столицы, то рассчитывал навестить знакомых в своем городе — в том числе Хранова, которому собрался выразить нечто вроде сожаления по поводу ухода на пенсию. Теперь это казалось излишним. А что он мог сказать Тоневу? Посоветовать ему скорее зализать свои раны, после того как директором завода назначили Крыстева, а не его? В этом крае он знал сотни людей, плюс целый завод, плюс целое Брегово, многих знал по имени и где кто живет, каких только подробностей он о них не знал, но близких и друзей у него не было. Это было и странно, и нормально. Вот сейчас он не прошелся по селу, не заглянул в корчму, не наведался к соседям, а ведь полагалось бы. Валяй, Караджа! — сказал он себе. Не задерживайся на остановках, время не ждет.
Но увидев издалека город, сжавшийся в объятиях гор, он круто свернул к нему. Когда еще удастся приехать сюда снова, дать усладу глазам, уже привыкшим к силуэтам столицы. Тут как-никак прошли его лучшие годы, здешний воздух казался родным, а самое главное — отсюда рукой подать до Брегово, город был как бы его продолжением, а в каком-то сокровенном смысле — и его творением.
Караджов снова преодолел искушение проехать мимо своего дома, он боялся встретиться с соседями, с Диманкой или с Костой. В глубине души именно на такую встречу он и надеялся, но не хотел себе в этом признаваться.