Постояв на самом гребне, Евлогия внезапно сбежала по крутизне вниз и пошла по слегка поблескивающему рельсу. Время от времени она теряла равновесие, взмахивала руками, как птенец, пытающийся взлететь, и соскакивала на шпалы.
И вдруг раздался неистовый вопль приближающегося поезда. Распоров небо, он рикошетом ударил по рельсам и сник, обессиленный, где-то совсем рядом. Евлогия камнем бросилась в ров. Поезд пронесся над ней всем своим дребезжащим туловищем, ревя и громыхая у нее в мозгу, и умчался в сторону вокзала…
Евлогия тряхнула отяжелевшей головой, ее воспоминания рассыпались, как пепел сигареты, и она вышла из кафе, забыв расплатиться.
Стоил побывал в «Оптике» — бывшем магазине аптекарских товаров Йовчева, где на витрине красовались заграничные фотографии усталых мужчин и моложавых красоток в очках. Больше года Стоила мучали головные боли. Не так давно он пошел наконец к врачу, и тот сказал, что это переутомление глаз.
«Наверно, по вечерам читаете?» — «А что ж мне еще делать?» — «Молодую жену развлечь в темноте, — пошутил доктор. Он не знал Стоила. — И глаза отдохнули бы…»
Стоил смущенно улыбнулся в ответ. Неужто догадался, что я давно отшельником живу? — наивно подумал он. Может, это как-то отражается на глазном дне?
В магазине он подобрал роговую оправу для очков прямоугольной формы и посмотрел на себя в зеркало. Глаза на его худом лице стали огромными. Чем не реклама, мелькнуло у него в голове, только воротничок у меня не крахмальный и пеньки торчат на подбородке, как на лесосеке.
У самого выхода он столкнулся с Храновым. Заботливый семьянин, тот нес полную сетку с продуктами, которые сам охотно покупал для домочадцев.
— О, профессор, сколько лет, сколько зим! — сердечно поздоровался Хранов. — С какой это стати в оптику?
Стоил обрадовался встрече — он ценил искреннее добродушие этого человека — и показал ему только что приобретенные очки, но о головных болях упоминать не стал. Хранов взял очки, надел, и его круглое лицо сделалось до смешного важным.
— Как только вы их носите, эти уздечки? — удивился он. — Я, браток, терпеть их не могу, у меня от них психоз начинается. — Светло-карие глаза Хранова смотрели ясно, зрение у него хорошо сохранилось, как, впрочем, и все здоровье. Он был крепко сбит и всегда бодр и свеж, как огурчик.
— Ничего не поделаешь, Сава, слепнуть начинаю.
Шагая вверх по бульвару, они перешли на среднюю аллею, где старые ухоженные липы образовали тенистый свод. На скамейках сидели школьники, мальчишки заигрывали с девчонками, а те делали вид, будто сердятся. По обе стороны бульвара стоял шум, навстречу друг другу двигались нескончаемые людские потоки, ревели моторы.