Вернувшись к могиле матери, он прочел надпись на деревянном кресте и, всхлипывая, упал ничком на заросший травой холмик. Трава была сухая, неприятно пахла и колола ему ноздри, глаза, к губам пристали травинки и комочки земли. Обняв могилу, он глухо рыдал, судорожно всхлипывая.
И вдруг почувствовал, как чья-то рука гладит его по голове. Он умолк и замер. Рука продолжала ласкать его. У него в груди закипела ярость, он готов был вскочить на ноги и ударить по этой непрошеной руке, но тут послышался ласковый старческий голос: «Встань, внучек, ох, тяжко тебе, понимаю».
Над ним склонилась какая-то старушка, вся в черном, из рукавов высовывались высохшие узловатые руки, усыпанные коричневыми пятнами. Лица ее он не разглядел. «Ну, вставай, — подбадривал тот же голос, — матушка твоя, упокой господь ее душу, уснула навеки. Вставай же, вставай…»
Он вскочил и побежал между могилами — не хотел, чтобы его видели плачущим, вообще не хотел, чтоб его видели. Ночевал на вокзале — ждал отца, а когда приходили пассажиры, прятался. В эту ночь, скрючившись на скамейке, он впервые подумал, что поезд куда надежнее, чем человек, даже самый близкий, и что теперь начинается самое трудное: жить без надежды. Лишь спустя годы он снова обрел надежду — когда вступил в студенческий кружок. Надежда жила в том, о чем они тогда говорили, говорили тихо и страстно…
— До войны, Сава, жизнь была ясная, — наконец ответил он Хранову.
— Ну вот! С чего это ты вдруг решил дать задний ход?
— Какой еще задний ход?
— Оплакиваешь прошлое.
— Я тебе не поп, — обиделся Дженев.
— Нечего дуться! Коли ты не святоша, должен шутки понимать.
Стоил почувствовал, что Хранов собирается сказать ему что-то неприятное.
— Давай, Сава, от шуток язык становится острей.
Уже знает про наговоры Караджова, смекнул Хранов. А у того не хватило терпения — поспешил застраховаться. Вот характер!
— Раз ты настаиваешь… Но сперва я должен спросить, что там у вас за склока с Караджой?
Стоил резко повернулся, и Хранов понял, что наступил на больную мозоль.
— Значит, Христо успел попотчевать кого надо! — Стоил уже взял себя в руки. — В таком случае ты должен мне все рассказать.
Они сели на садовую скамейку. Хранов положил ногу на ногу, Стоил откинулся на спинку.
— Что же тут рассказывать? Караджа все выложил про ваш, как говорится, спор, без всякого зла говорил человек.
Когда Хранов пересказал подробности, Стоил окончательно убедился: Христо повел войну в строгом соответствии со своим, караджовским методом — для того чтобы выстрелить в спину, более удобную позицию, чем кабинет Хранова, едва ли можно было найти.