— Да, я хотел сказать, — принимая подписку, повернулся к нему Фохт. — На днях в Сухуми прибыл полк НКВД. Там легко провалиться. Мы не хотели бы потерять вас. Вы понимаете меня?
— Так точно, герр офицер!
— Все. Остальное с господином Хардером, — и, кивнув в сторону обер-лейтенанта, заключил: — Прошу помнить. До свидания!
…На зов Хардера явился высокий, тонкий, как жердь, фельдфебель и увел Квако с собой.
Через пятнадцать-двадцать минут дверь отворилась, и перед обер-лейтенантом вытянулся в струнку русский солдат. На ногах кирзовые сапоги, из которых выглядывают портянки. Коленки брюк неумело заштопаны суровой ниткой. Рукав гимнастерки от плеча до локтя разорван, а из прорехи выглядывает бинт с запекшейся на нем кровью. Старая выцветшая пилотка, которую давно пора выбросить, по-молодецки сдвинута набок.
— Хо-о! — с восторгом произнес Хардер.
Солдат вскинул руку к пилотке.
— Рядовой сто двадцать первого полка Зубов.
— Gut.
…С наступлением вечера Квако незаметно покинул станицу Бережную. Ему предстояло, пока не поздно, примкнуть к какой-нибудь группе отступавших русских солдат, стать у них своим парнем-фронтовиком. И, боже упаси, дать повод для подозрения! Поступить неосторожно — значит лишиться всех благ, которые уже так близко. Подумать только, речь идет о Сухуми! Немецкие войска, конечно же, возьмут этот город. И тогда Квако опять завладеет отцовским домом. Два этажа, магазин, винный погреб… Из окон видно море. Под окнами — пальмы, магнолии…
Торговец Арнольд Квако еще до революции купил этот уютный дом у какого-то абхазского князька. Там родился он, Андрей. С тех пор прошло много времени, но Андрей не забыл ни светлых комнат, устланных коврами, ни картин итальянских мастеров, что висели на стенах большого зала. В конце зала — белый рояль. На нем играла мать… Сохранилось ли все это? А почему бы и нет? Но если даже продано, перекуплено, он перевернет весь город, а свое найдет!
И еще вспомнилось, как мать хотела сделать его музыкантом. Даже учителя наняла. А ему — плевать на учителя, на музыку, на все нотные крючки вместе! Мать долго возилась с ним и в конце концов заявила, что он глупец и пусть идет куда хочет. Андрей даже обрадовался такому решению: это, мамино «куда хочет», дало ему возможность целыми днями бродить у моря, играть с мальчишками в «контрабандистов».
6
Придерживаясь зарослей тальника, Головеня и Пруидзе торопливо шли к станице. Там, на окраине, их должен встретить Донцов. Ждет ли? Не ушел ли один в горы?
Но чем ближе подходили к станице, тем больше казалось, что встреча может не состояться. И подозрительный след шины на песке, и отсутствие людей вокруг, и, наконец, окурок немецкой сигареты — все это настораживало, заставляло думать, что враги уже здесь. Отступая, иной раз приходилось топать и вслед за немцами: они на машинах, а тут все пешком…