— Как же будем, Сергей Иванович, — заговорил Степан, впервые назвав командира по имени и отчеству.
Лейтенант поднял на него запавшие, полные мрачной решимости глаза:
— Вам уходить в горы.
— А вы?..
— Я не в счет. Отвоевался.
Пруидзе чуть не вскочил с места.
— Зачем так говорите… Вместе в горы пойдем, этих шакалов бить будем!
Головеня молчал.
— Что вы так задумались, Сергей Иванович? — подсел к нему ближе Донцов.
— Тяжела война… Крови много.
— Вылечитесь!
Говоря это, Донцов и сам не мог представить, где и как можно вылечить командира. Одно было ясно — не оставлять же его здесь.
Пруидзе поднялся, вскинул автомат на ремень:
— Глянем, что там, впереди, — и, согнувшись, скрылся в орешнике. Не мог он сидеть, ничего не делая.
— Может, воды попьете, — сказал Степан. — Сейчас сбегаю.
— Спасибо. За все спасибо, — лейтенант опустил голову на траву. Притих.
«И надо же такому случиться, — раздумывал он. — Лучше бы сразу в сердце…» Угнетала беспомощность: мало того, что стал обузой для товарищей, из-за него еще и в плен угодить можно. Его песня спета, а вот каково им, ребятам… И лишь где-то в глубине души тлела искра надежды: а может, все обойдется?
Донцов с тревогой вглядывался в побледневшее лицо лейтенанта: «Худо ему, тяжело. Много крови потерял, — размышлял он. — Хотя бы в руку, а то идти человеку нельзя. И куда мог деваться Пруидзе? В самом деле, прошло уже часа два, а его все нет и нет».
В роще быстро темнело. От реки тянуло прохладой. Холодно становилось и на душе солдата. А лейтенант молчал. Сквозь листву над головой кое-где просвечивали звезды. Со стороны гор, заволакивая небо, медленно наползали тяжелые черные тучи.
7
Спрятав винтовку, Матвей Митрич вскинул на плечо грабли и пошел домой. Он беспокоился за внучку: как она там одна? Дома хозяйство — полно работы: для коровы травы накосить, свинье корм задать… А тут еще эта напасть — оккупантов черт принес! «Ох, чует душа недоброе, — раздумывал он. — Дивчина хоть и ростом не взяла, а красавица первая. Пристанет какой гад — не отбиться: им, чужакам, закон не писан».
Дед ускорял шаги. В стороне от дороги показались верхушки тополей. Выселок пока не видно, они там, в садах, где в самую пору поспевают груши, яблоки, наливается соком слива мирабель. Повернул было в овраг, что тянется к хутору, как увидел машину, в кузове которой сидело и стояло десятка два солдат. «Так вот они, фашисты», — приостановился старик, разглядывая незваных гостей. Машина резко затормозила. Из кабины выскочил поджарый офицер в фуражке с высокой тульей — петух и только! У него острые серые глаза, тонкие губы. Махнул старику рукой — подойди ближе.