— Из Орлиных скал? — заинтересовался офицер. — Постой, да ты не из гарнизона Головени?
— А вы что, знаете его?
— Его теперь все знают. Герой!.. Да и хлопцы у него, как посмотрю, не лыком шиты, — улыбнулся капитан. — Откуда сам?
— Белгородский.
— Русский богатырь, значит! — капитан переложил газету на столе и опять заговорил о Головене. — Многие через перевал отступали. А кто подумал о его обороне? Все поспешали в Сухуми… А он подумал. Ему никто не приказывал, а он остановился. Организовал оборону… Это и есть героизм!
Выйдя из-за стола, капитан шагнул, прихрамывая, и солдат подумал, что этот человек, наверное, тоже герой, хотя на мундире у него, кроме трех нашивок за ранения, не видно ни одной награды.
— Пойдешь в свою артиллерию, — сказал комендант. И, взяв ручку в левую руку, стал выводить на бумаге каракули. Степан только теперь заметил, что у коменданта нет правой руки. А тот, обмакнув перо в чернила, продолжал писать: «…наводчик орудия Донцов С. А., участник обороны Орлиных скал… направляется в часть». Закончив писать, пришлепнул печать и вместе с направлением подал талон на обед.
— Можно вас спросить? — после некоторого раздумья решился солдат. — Тут девушку одну задержали… С нами в Орлиных скалах была. Раненых перевязывала. Варила…
— По фамилии Нечитайло?
— Так точно. Натальей звать.
— Я приказал отпустить ее. Что, невеста? — улыбнулся комендант.
— Она, товарищ капитан, можно сказать жена Головени.
— Минуточку, — комендант снял телефонную трубку, вызвал лейтенанта Трошкина, спросил, где находится временно задержанная Нечитайло. — Да, да, та самая, которая по-немецки.. Что? — вдруг повысил голос. — С хутора она!.. Какой может быть паспорт! Тысячи таких беспаспортных, спасаясь от немцев, перешли горы!.. Что? Говорите громче… Ах, отпускаете? Правильно! Если хочет — на курсы медсестер. Уже написала заявление? — Он повернулся к солдату. — Видишь, все в порядке.
— Боевая она, — радостно сказал Донцов. Теперь он думал о том, как скорее разыскать Наталку. Комендант поднялся из-за стола:
— Сын у меня твоих лет… Тоже артиллерист, — и, пожав руку Степану, пожелал ему бить по врагам Родины без промаха.
«Человек, — думал Донцов, выходя из комендатуры. — Занят по горло, а нашел время, выяснил…» Степан радовался, что вернется в артиллерию, снова будет наводчиком, займется делом, которое хорошо знает. И все же было немного грустно. Здесь, в госпитале, лейтенант Головеня. Как же уехать, не повидав его?
Он уже подходил к вокзалу: оставалось сесть в поезд — и прощай, Сухуми! До части, как сказал комендант, ночь езды. Совсем близко. Донцов мысленно представил, как его встретит старшина. Покрутит ус (большинство старшин с усами) и скажет: «Ну, орел, когда в бане был?» И Донцов ответит, что, наверное, месяца два назад, что мылся, как все, в речке. «Непорядок», — заметит старшина. Потом выдаст белье, двадцать граммов черного мыла и скомандует: «В баню, шагом марш!»