— Шакал! — выругался Вано.
— И тут, сволочи, рыщут, — слабым голосом подхватил лейтенант.
— Вот видишь, а ты говорил на Кавказ не пойдут, — дернув Вано за рукав, сказал Донцов.
— И не пойдут!
— Летают, значит, собираются.
— Летать проще, а чтоб пойти — кишка тонка!.. Да ты что, не слышал, еще тогда старшина говорил…
— Откуда он знает, твой старшина?
Вано бросил недовольный взгляд на друга:
— Опять ты сомневаешься. А если командующий сказал, тогда что? Если сам верховный?.. Не мог же он, старшина, сам от себя выдумывать. Ему сказали, он — нам… Ты, Степан, опять какой-то… Что ни скажи, спорить начинаешь.
— Ты сам споришь.
— Я за правду.
— Ладно, пошли, — нахмурился Донцов. — Все мы за правду, а чтоб брехне отпор дать, так это не можем: поразвешаем уши, слушаем.
— Ну, как ты не понимаешь? — стоял на своем Вано. — Кавказ — не степь, тут на танке не разгонишься. А немец без танка, что волк без зубов.
— Свежо преданьице, — вздохнул Донцов. — Немцы, по-твоему, дураки. Болваны этакие. Подойдут к горам, посмотрят — ай, высоко, зачем туда лезть, лучше по равнине прокатиться. Нет, брат, немец на Кавказ особый зуб имеет. Не удалось в гражданскую, так думает теперь…
— А ты что, у него спрашивал?
— Да иди, чего остановился!
Вано, бурча, зашагал быстрее. Тропа спустилась в низину. Местами на мягкой почве видны отпечатки подков. «Может, наши проехали, а может, и фашисты?.. — подумал Донцов. Ему не верилось, что это уже Кавказ. Он полагал: на Кавказе все иное, не такое, как в средней России, где он вырос. А тут такие же липы, как под Белгородом, такие же ромашки цветут, желтеют одуванчики.
— А говорили: чинары, эвкалипты… — усомнился он.
— Будет. Все будет, — оживился приумолкший было Вано. — И горы настоящие будут, и водопады… Весь Кавказ тебе покажу. Нет, не покажу — отдам. Бери, друг!
Головеня молчал. В который раз мерещилась женщина с выкатившимися на лоб глазами. Где он ее видел — на Украине, в Донбассе?.. Да нет же, это было в местечке Целина. Войска покидали его, по улицам, поднимая пыль, проносились повозки, брички, автомашины. Танков, орудий почти нет. Он, артиллерист, как и многие, уходил пешком. «Хейнкели» один за другим снижались над колоннами отступающих. С грохотом рвались бомбы. Стучали крупнокалиберные пулеметы. Первые же бомбы попали в здание школы: рухнули стропила, балки, посыпалась черепица… И тут эта женщина:
— Ты жив? Тебя не убили, Григорий?!
Головеня остановился, ничего не понимая.
— Жив, жив!.. — закричала женщина, подбегая к нему. Но тут же отпрянула, завопила на всю улицу. — Бежишь?! Меня покидаешь?!