Он просто боится об этом помнить.
Больница. Ноябрь.
Третье ноября. Сегодня ровно два месяца как я в больнице. Удивительное ощущение раздвоенности времени — когда я оглядываюсь в прошлое, мне кажется, что прошло всего несколько минут с того момента, как я разговаривал с Наставником в своей квартире, но в следующее мгновение я уже уверен, что с тех пролетело много-много лет.
Единственное, что я знаю совершенно точно — это никак не могло быть два месяца назад.
Это всё больница. Её власть. Её магия. Чудовищный запас психической энергии, что копила она многие десятилетия, позволяет ей с лёгкостью играть человеческими судьбами. Она властвует над нашими душами, она царит над пространством и над временем.
Всё больше я убеждаюсь, что старая больница не случайна. Она задумана Кем-то свыше, и им же сотворена для устрашения и контроля. Это машина времени. Она умеет всё. В одно незаметное мгновение она стирает годы, как ластиком, ровняя десятилетия. Взрослые люди превращаются в детей; они возвращаются в детство легко и радостно, как домой после долгой разлуки. Отныне ты свободен от бремени взрослости. Теперь ты ребенок — ты ни о чем не думаешь и ни за что не отвечаешь. Тебе точно укажут, что нужно сделать — съесть тарелку каши, сходить умыться или проглотить маленькую белую таблетку.
У старой больницы множество лиц, и все они останутся в твоей памяти навеки. В первые дни, когда мозг ещё спит, убаюканный лекарствами, они выныривают из серого тумана, облепившего тебя, подобно привидениям — одинаковые, мертвенно-белые, неживые, как театральные маски, то скорбно-печальные, то насмешливо-улыбчивые. Потом, когда лекарственный туман отступает, рассеивается, ты начинаешь понемногу различать их — врачей, сестёр, санитаров.
Первой ты начинаешь узнавать нейролептическую сестру. Сестёр и санитаров много, они сменяются каждый день, и их лица калейдоскопом мелькают перед тобой, не задерживаясь в памяти, а нейролептическая сестра приходит ежедневно, трижды в день, и именно она становится первым человеком, с которым у тебя будет ассоциироваться больница. Со временем ты начинаешь различать и узнавать других - процедурную медсестру, дежурных сестёр, санитаров, их лица перестают казаться одинаковыми, и в их фразах и жестах появляется осмысленность.
Раз в пять дней в ночную смену приходит студент. Он подрабатывает в психиатрическом — шесть дежурств в месяц, неплохая прибавка к стипендии плюс возможность наблюдать разнообразнейшие формы уродств человеческой психики во всём их пугающем великолепии. Раздав вечерние таблетки, он подолгу сидит над конспектами, шурша пером и отхлёбывая густой ароматный кофе из большой фарфоровой чашки. Эта чашка — хрупкий символ свободы; узорчатый барьер, отделяющий его от нас, драгоценный атрибут ясного разума и принадлежности к привилегированному сословию психически здоровых. Она - фарфоровая, а вся посуда в отделении — металлическая, чтобы кто-нибудь из нас, больных, ненароком не нанёс осколком раны себе или персоналу. И эта фарфоровая чашка, такая простая и привычная раньше, кажется тебе совершенно недосягаемой, пришедшей откуда-то издалека, из далёкого и невозвратного прошлого, где всё было совсем по-другому, и где такая мелочь как стеклянная посуда и наличие вилок за столом была простой и естественной.