вкусом и обладают
замечательной поступью. Утверждали, что лошади стоят целое состояние… Потом была
томная красавица с волосами соломенного цвета. И ее повадки тоже оказались разорительными для вашего кошелька… А потом…
– Помилосердствуйте! – взмолился сэр Бонами, неприятно пораженный столь долгой памятью и точными сведениями. – Такова холостяцкая жизнь! Господи, Амабель! Вы же понимаете, что эти легкомысленные, мимолетные связи ничего серьезного для меня не значили. Даже ваш отец… Впрочем, не стоит об этом…
Глаза графини блеснули весельем.
– И Денвилл тоже… – отвернувшись, тихо произнесла она. – Разве ничего не значит? Лично для меня это всегда очень многое значило. Какой же я была дурой!
– Амабель! – воскликнул сэр Бонами, с большим трудом сохраняя спокойствие. – Я никогда не позволял себе говорить в вашем присутствии ни слова порицания о графе Денвилле. Мой язык и сейчас не повернется… Однако, если бы вы отдали предпочтение мне, даже самой ослепительной райской птичке не удалось бы обольстить меня…
– Слишком поздно, – печально произнесла она. – Вы впустую истратили пыл вашего сердца, бедный Бонами! Я читаю это по выражению вашего лица. Впрочем, неудивительно.
– Ничего подобного, – решительно заявил джентльмен. – Вы неправильно меня поняли. Я смирился с мыслью, что мое положение безнадежно. Почему же в таком случае удивляетесь, что я столь изумлен? Мое сердце замерло в груди. «Неужели моя заветная мечта имеет шанс воплотиться в жизнь?» – невольно задал я себе вопрос. За мигом восторга последовало падение в бездну отчаяния, ибо в моем возрасте, как это ни печально, глупо надеяться, что я смогу завоевать ту, которую не смог завоевать в молодости… Тогда я не был настолько… неказист.
– Вы излишне строги к себе. Уже тогда вы весьма модно одевались, а вскоре стали первым лондонским модником.
– Полноте, – сказал сэр Бонами, явно польщенный. – Я всегда стремился к тому, чтобы меня окружало только самое лучшее, но, увы, как вы уже знаете, утонченный вкус вырабатывается с годами… Однако вместе с изысканным вкусом я старел и, боюсь, теперь стал слишком стар для вас…
– Ерунда! – порывисто возразила ее светлость. – Вам пятьдесят три года. Всего лишь на десять лет меня старше. Вполне подходящий возраст.
– Но за прошедшие годы я немного растолстел. Я больше не езжу верхом, как вы знаете, а еще слишком быстро устаю. На сквозняке я уже чувствую себя весьма неуютно. У меня учащенное сердцебиение, и посему в любой момент я могу отдать Богу душу.
– Да, пожалуй, вы излишне плотно питаетесь, – кивнув, согласилась графиня. – Бедный мой Бонами! Наверное, давно пора позаботиться о вашем благополучии. Мне всегда казалось, что у вас железное здоровье, иначе вы ни за что не выдержали бы всех этих чрезмерных излияний. Похоже, я права, так как вы, в отличие от графа Денвилла, не страдаете подагрой, хотя пьете в два, а то и в три раза больше.