— Оставь пустые слова! — не выдержал, вмешался Субанчи. — Неужели уж мы не в состоянии прокормить собак! Слушаешь ее, слушаешь — говорит все без разбору. Все-таки надо различать слова, которые нужно высказать, и те, что могут остаться в душе. Если размениваться по мелочам, неинтересно будет слушать. Многие люди умирают не от палки, а от слов. — Почтенного Субанчи, кажется, по-настоящему рассердила несдержанность жены — решил взять инициативу в свои руки. — Давным-давно нашего отца вместе с нашей матерью и нами, четырьмя сыновьями, хозяин проиграл на скачках. Наш отец вместе с нами со всеми, как раб, был переправлен из Джунгала в Кетмен-Тюбе. До сих пор все это стоит перед моими глазами. Ах, какие мучения мы тогда претерпели… Захотят, бьют, захотят, ругают, захотят, убьют, и ни одна душа не придет, не спросит… Мой брат по имени Жаманбай перед трапезой подавал гостям воду для омовения, и волостной всадил в почку нож, убил, сказал лишь, что брат повернулся к нему спиной. Ничего не осталось в жизни, чего бы я не видел… Говорят, что молитва аллаху создавалась тысячу лет. Все вобрала в себя… Вот и эта голова — чего только не претерпела она за многие годы, голова моя. Жизнь, оказывается, каждому подрезает крылья. Деньги — основное и в этой, и в той жизни, я так думаю… Если ты не считаешь меня правым, то можешь не соглашаться, Мамаш. Считай, из-за денег я прошел огни и воды, всюду побывал. Как говорится, семь лет был владельцем скота, семьдесят лет — батраком. В конце концов эта власть накормила нас. Если бы не Ленин… Работая батраком, я нажил пять коров — и все потерял в двадцать первом году в мор. Какое дело было баям, имеющим скот, до голодных… Ох и натерпелся же я тогда от тех, что имели стада и деньги. Вот посмотри, как хозяин однажды ударил меня по спине. — Субанчи не поленился, стащил с себя рубашку, показал гостю рубец от старой раны. Мамаш и раньше слышал, что будто бы Субанчи всегда припрятывал, держал при себе буханку хлеба, как делают люди, испытавшие голод, но историю его слышал только теперь и искренне жалел старика. — Эх, прошла моя жизнь — точно скатился с горы засохший куст можжевельника, то там цеплялся, то сям… Все неустойчиво было, ненадежно… Да, а потом еще я батрачил у богача-узбека. Приходилось частенько путешествовать между Наманганом и Мерке. О-о, негодница судьба гоняет человека, давая ему подзатыльники, точно ишаку… Все время ходил пешком. Пятки мои все были в трещинах. Проклятый богач для чарыков давал только необработанную кожу. Я зашивал трещины на своей пятке, как сшивают с помощью шила чарыки. Душа у человека выносливая, как у собак, сморщишься, но терпишь… Человек не всегда достойно переносит благополучие, но в бедности и нищете ничего нет терпеливее человека.