Все более откровенные намеки матери, заигрывания Маржангуль раздражали Мамырбая. И он все чаще вспоминал своего умершего брата — и еще больше жалел его. «Как же он ошибся, несчастный, что полюбил эту молодку… Как это могло случиться? — спрашивал себя Мамырбай. — Хотя все мы задним умом крепки…»
Наконец дошло до того, что он стал избегать Маржангуль. Уже не спешил домой после окончания работы в горах, как в первые дни по приезде. Там, на пастбище, он чувствовал себя вольно, а когда возвращался вниз, ощущал стеснение в сердце, задыхался, изнемогал. Мать и отец не понимали, в чем дело, и думали со страхом, что их сын болен. Кружили возле него, задавали девяносто различных вопросов, казалось, готовы были принести себя в жертву, если бы сын хотя бы пожаловался на головную боль. Когда он приходил домой, его угощали лучшим, самым вкусным из того, что было в доме, — особенно старалась мать. Поднимаясь утром, старики прежде всего смотрели, в каком настроении сын. Если казался им веселым, лица их прояснялись, если был хмурый, вместе с ним хмурились и они. Мамырбай, похоже, не замечал беспокойства родителей, занят был собственными мыслями. Он думал о том, что хорошо бы, если б старики не вмешивались в отношения его и Маржангуль, но раз уж дело идет к объяснению, необходимо как-то сгладить ситуацию, не допустить до скандала и разрыва. Последнее дело — обидеть родителей. А выхода не видно. Уйдет из дома он — плохо. И Маржангуль они любят, привыкли к ней, относятся как к дочери… Знают, что Маржангуль тоже любит их. Конечно, они не хотели бы отпускать ее в чужой дом. Казалось, две горы с двух разных сторон стиснули Мамырбая, давят его — он мучился, не знал, как выбраться, как сделать, чтобы все были счастливы.
Когда тяжелые мысли одолевали его, Мамырбай обычно брал двустволку и отправлялся пострелять куропаток, а если не было куропаток, то ловил сеткой перепелок.
* * *
Сегодня Мамырбай пас овец. Отара медленно поднималась по склону. Выбравшись наверх, он сел на большой камень — и тут вдруг где-то среди зеленой травы на противоположном берегу реки подали голос перепелки. Им отозвалась перепелка с этого берега, и вскоре зеленое пространство заполнилось звонкими чистыми звуками птичьего пения. В разные годы выходило по-разному, иногда на этом склоне перепелок бывало много, иногда они почти не появлялись. Этим летом — сплошной гвалт стоит, пересвистывается сразу десяток. Вчера Мамырбай пас здесь овец и пожалел, что не взял с собою свистульку-манок и сетку — нехитрые, но верные орудия лова. Сегодня он захватил их. Он и раньше, когда досаждали неприятные мысли или если просто выдавалось свободное время, ловил перепелов. Наловит, сведет их по двое драться, словно петухов, а потом отпустит; некоторых он забирал домой, сажал в клетку и выкармливал — иногда у него собиралось до десятка перепелов, и все без конца пели. Но с тех пор, как он уехал учиться в город, перепела в доме повывелись.