— Ведь и вы видывали такие вещи, — сказала Сабина.
Януш почесал голову.
— Я был в Испании.
— Что? — удивилась Сабина.
— Нет, нет, не удивляйтесь. В качестве корреспондента.
— Ага, всегда как наблюдатель.
— Человечеству порой нужны наблюдатели. Не так ли?
Сабина молчала.
— Впрочем, я живу в Польше, а война продолжается уже четыре года. Так что многое повидал.
Но Сабина вернулась к теме, которая ее интересовала.
— А зачем вы ездили в Испанию? Наверно, сидели себе спокойно в Мадриде как корреспондент. Выезжали на прогулки, а вам говорили, что это фронт. Были в боях?
— Один раз, но был.
— Расскажите, как там было.
— Да очень просто. Пришли ко мне с паролем. Я передал письмо и… остался. В качестве корреспондента. Потом меня переправили в Мадрид…
— Вон даже на что вы решились, — сказала Сабина с иронией. — Чисто интеллектуальный интерес. Испытание впечатлительности.
— Может, это и неплохо по нынешним тяжелым временам?
— Ну и как же все-таки было в Испании?
— Это было чудовищно. — Януш встал из-за стола и прошелся по комнате. — Понимаете, страшно. Казалось бы, после этого действительно жить невозможно. И все-таки живешь. Это была не война… Когда не было в кого стрелять, расстреливали своих. Мне казалось… что человек находит удовольствие в том, чтобы убивать. Каждый человек… Ну, а я все-таки живу, как видите. Такова моя жизнь, но как-то держусь. Подчиняюсь всем тем законам, которые направляют повседневное человеческое существование.
— Человеку порою приходится быть жестоким, — произнесла Сабина, помрачнев.
— Тут дело не в жестокости. Конечно, это тоже страшно — руины после бомбежки, поле битвы, как здесь, под Сохачевом… Какие-то груды… трупы молодых людей, нет, но суть не в этом. Дело в том, что под эти убийства немедленно подводятся какие-то идеи. До или после. Под свой чудовищный инстинкт убийцы подводят какие-то высокие цели. Возьмем, например (под влиянием алкоголя Януш перешел с Сабиной на «ты»), то, что нас окружает. Ведь все их идеи глупее чертовой задницы. Да еще с приставным хвостом. Я имею в виду не их жестокость, а цинизм, полнейшее разложение…
Сабина развела руками, как бы удивляясь.
— Ваш подход несколько странен. Видите человека не совсем так, как надо. И при этом немножечко поэтизируете. Вы случайно не сочиняете стихи?
Януш вдруг смутился и начал торопливо уплетать жирную ветчину, заедая ее помидорами, словно желая показать, что он вовсе не поэт. Что он обыкновеннейший из смертных, который ест, как и все другие, и обожает жирную ветчину и красные помидоры.
— Когда-то пробовал, — сказал он.