В голосе мужчины прозвучала боль и тоска, а взгляд стал отрешенным и затуманенным, словно он уже не был здесь, а улетел далеко-далеко. Глядя на него, Летта ощутила в сердце безумную печаль, и ей показалось, что боль утраты, которая гложет этого доброго мужчину, легко передалась ей. В памяти всплыл образ добродушной и простой женщины, с обязательно ярким платком на голове, с красивой улыбкой и сияющими глазами, которая смиренно у своей калитки ждет с пастбища корову Маруську.
- Как хозяйки моей не стало, так и душа из нашего очага улетучилась. Вот уже пятый год без нее горюем. Даже внуков своих не дождалась, а они-то такие прелестные. Меньшенькая Варвара, так вообще копия Зои. Умница такая, послушница, все с душой, даже в пасочки по-особому играет, и в животных души не чает. А старший, Васька, хоть в мою честь и назвали, пошел совершенно не в наш род, бандит растет, как Павел Кобылов точь-в-точь. Надо же, так дитя на деда схоже… Но я ничего плохого не говорю, это ведь все равно моя кровинушка. А Зоя, Зоя скорее всего с небес всех нас видит и радуется, хоть и не довелось понянчиться с внуками. – Мужчина все говорил и говорил, изливая душу, а Виолетта молча ловила каждое слово, боясь нарушить идиллию исповеди. – Тоскую я за супругой, но ничего уже не сделаешь… Танька разродилась спустя три месяца после похорон, чем меня и удержала на этом свете. Живу ради внучат своих. Чем могу – тем помогаю. Да и они мне еще как помогают – дни долгие скрашивают, радуют и веселят. Да и Серега в последнее время у меня живет, не ладится у них с невесткой, ну никак, вот мне и радостнее. Хотя я ему изо дня в день твержу – вернись в семью, ломать не строить, гонор свой поубавь да примирись с женой. Мы с его мамкой душа в душу до самой смерти, а он со своей с первого дня, как кот с собакой, а может и того хуже. Все поделить чего-то не могут, все отношения выясняют. А я и говорю – раньше выяснять нужно было, пока не обрюхатил, а коли Господь дитя даровал – поздно. Когда влазил на нее, небось не ругались, говорю, так теперь тем более не стоит. Нет, он никогда аборта не требовал и по-мужски признал ребенка, женился, хотя в деревне много чего болтали. Что уж тут скажешь, жизнь не ладится и все тут.
Внезапно мужчина умолк и оторвав глаза от пустого стакана, посмотрев на Летту с такой досадой, что по ее телу пробежали противные мурашки, продолжил:
- Вот женился бы он на тебе много лет назад, смотри, и совершенно по-другому бы все было. Ты ведь тоже на его мать очень похожа, а эта Танька… Не знаю, что уж у вас там произошло, но судьбу он себе испортил, мы с матерью ему так и сказали, когда узнали, что вы разбежались. Сам знаю – как-то бросил он нам. Так мы после этого перестали его корить, видно было что болит ему все это, а мы молча только добра желали и не влезали со своими советами. Вот так мы, дочка и живем. Меня сократили, спасибо твоим родителям, пристроили, не дали старику нищенствовать на скупую пенсию. Дай им Бог здоровья. Я за Серегу просил их, и, вроде, они и для него место выдумали, но он не захотел. Гордость видите ль, не позволяет. А сидеть без постоянного заработка – позволяет. Так, живут на детское пособие да продаж от пойманной рыбы, овощей и молока. Ну, я туда более не влажу, сами разберутся… Вот так, Летта мы живем. – В разговоре не заметивший, как допил свой сок мужчина, резко поднес стакан ко рту, и удивился, когда из него ни одной капли не вытекло ему в рот. – О-о-о, это я хорошо тебя заговорил! Чего ж ты молчишь, я бы замолчала давно, да оставил тебя дитя без своих забот. Я, собственно, с березовика начинал, так вот прямо сейчас и схожу за ним. А то, мало ли чего, вдруг память откажет.