Время будто остановилось. Мне казалось приезда полиции я ждал не десять минут, а целую вечность. Крышу срывало. Мозг закипал. Я просто не мог находиться здесь и сейчас в то время как моя Златовласка, где-то там, борется за жизнь. Сомнения на счет того, что она будет выбаривать у смерти второй шанс душили словно многотонный удав. Она решила свести счеты с жизнью и вряд ли передумала. Я знал что ей нужна поддержка и слова надежды, а мне было что ей сказать.
С полицейскими я на долго не задержался. Все, что они смогли от меня услышать это то, что я просто прогуливался и случайно заметил на крыше человека. Кроме девушки я никого не видел. Из парадного никто не выбегал и никто никого не толкал, хотя шагнула она сама или оступилась, я не видел. Я честно признался, что знаком с Вероникой, но не очень близко, что она учится в моей школе и что является девушкой моего лучшего друга. Есть ли у нее враги, я не знал, как и о том, были ли у нее какие-то проблемы. Я знал, что это глупые вопросы, но все же послушно и честно ответил на них. О записке я не сказал ни слова, пусть сами разбираются кто виновен в случившемся, по закону. Мой же личный приговор зависел только от того будет ли продолжать дышать Ника долго и счастливо, или…
На вопрос «почему я бросился наводить этот беспорядок и как до этого вообще догадался?», я ответил просто «А вы бы что, прошли мимо?». Вопросов больше не было, но, на всякий случай, люди в погонах записали мой номер и отпустили, продолжая заниматься расследованием случившегося.
19
В больнице меня не пустили к Веронике находившейся в реанимационном отделении. За ее жизнь отчаянно боролись, как меня уверяли, лучшие специалисты. Время тянулось бесконечно. Доктора еще не вышли из операционной, когда в белоснежном больничном коридоре появилась дико кричавшая женщина.
Накрывая голову руками, я отчаянно качался взад вперед в большом потертом кресле холла. Мимо меня пронеслась незнакомая женщина неся с собой до боли знакомый запах персиков и солнца. Обоняние привело меня в чувства и я взглянул на истерично рыдавшую незнакомку с золотыми волосами.
Мне не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять кто это был. От рыданий этой женщины мое сердце разрывалось на миллион кусочков. Она колотила кулаками несчастную ни в чем не повинную медсестру и умоляла пустить ее к дочке. Но ни через минуту, ни через десять, никто не дал ей добра на посещение операционной.
Какое-то время я молча наблюдал за взрослой копией Вероники. Еще чуть-чуть и ее мама, казалось, сойдет с ума от отчаяния. Она была безутешна.