Услышав полные безумия заявления о ставках, я подумал: «Эти лица тверже гранита! У этих людей нет денег, чтобы поужинать сегодня вечером, Они живут, выпрашивая кусок того, что мы пережевываем. Как они могут говорить, что платят так много за товар, и, что еще хуже, даже не знают его? Они платят миллион или миллиард, но чего? Долларов? Царица небесная!»
Когда я переваривал свое возмущение по отношению к этим сложнейшим экземплярам, у меня появилась мысль, которая взволновала меня: «Неужели Учитель выбрал Бартоломеу и Барнабе, чтобы они служили образцами и чтобы такие люди, как я, замечали свое собственное безумие? Это невозможно».
По мере того как я боролся с собственными мыслями, возникшими в подвалах моего головного мозга, и не мог понять, откуда они возникли, мои рассуждения шли дальше. Я начал думать, что слова этих людей были подлинными, а я притворялся. Они говорили о том, что им приходило на ум, в то время как я скрывал свои истинные намерения. Они улыбались без страха и плакали без опасения, а я улыбался, когда плакал. Никто не знал о моем эмоциональном расстройстве до тех пор, пока оно не проявилось.
Подивившись этим выводам, я начал замечать, что общество, а потом и университет научили меня камуфлировать свои эмоции. Актеры работают в театрах, интеллектуалы на аренах познания, но, по сути, все мы являемся мастерами притворства.
Мэр, желая выиграть аукцион, увеличил объем ставки. Но Бартоломеу, который никогда не хотел быть в проигрыше, а тем более проиграть Мэру, закричал:
— Даю триллион!
Мэр выпятил грудь, собираясь объявить о еще большей ставке, но, не зная, как назвать число «квадриллион», апеллировал, обращаясь к Продавцу Грез:
— Благородный Учитель, Краснобай — тот, кто чаще всех в мире не выполняет обещанного, наибольший эмитент необеспеченных векселей. Он покупает, но не платит.
— Ложь, дамы и господа, — сказал Краснобай. И, обращаясь к адвокатам, ошарашенным этой сценой, спросил: — Кто хочет заполучить привилегию стать моим адвокатом и защитить меня от этого клеветника?
Но никто не поднял руки. Многие люди просто расхохотались. Они давно уже так не расслаблялись.
Я дрожал, понимая, что мы теряем философскую атмосферу, созданную Учителем. Петр отказался от Христа трижды. Я молчаливо отказывался от Учителя каждый день. Разве мне трудно подтвердить то, что я являюсь частью этого сброда?
Когда я думал, что Продавца Грез обманывают его же ученики, я видел спокойное, улыбающееся лицо, как бы плывущее в мирных водах. Легкий ветер касался волос Учителя, разбрасывая их по щекам. Ветер налетал, не спрашивая разрешения, на деревья, заставлял шелестеть листья, которые вибрировали, как несыгранный оркестр, как его ученики. Между тем все это казалось Учителю бесплатным подарком.