Этот человек вызвал переполох в обществе. Его слушатели оставались пораженными. Там, где он ходил, начинались беспорядки. Где его место жительства? Он проживал под мостами и виадуками и временами в муниципальных приютах. Никто и никогда в наше время, будучи столь хрупким, не вел себя с такой разрушительностью. У него не было страховки здоровья, социальной защиты и денег на еду. Он был несчастным, но имел смелость заявлять:
— Я не хочу, чтобы они были путниками, как я. Но мечтаю, чтобы они были путниками в закоулках своего собственного «я». Чтобы они прошли территории, которые не многие интеллектуальные люди рискуют исследовать. Пусть они идут не по карте, не по компасу. Пусть они ищут себя, сбиваются с пути. Делают из каждого дня новую главу, из каждого поворота — новую историю.
Он критиковал механизацию современного homo sapiens, который жил, работал и спал, уподобившись машине, который не раздумывал о тайнах существования и о том, что значит быть sapiens. Ходил по поверхности земли, шагал по поверхности существования, дышал по поверхности разума. Некоторые люди протестовали: «Кто это так бесцеремонно вторгается в нашу частную жизнь? Из какой психиатрической больницы вышел этот субъект?» Другие обнаруживали, что у них не было времени для основного, в особенности для самих себя.
Едва ли набиралась горстка самых близких, которые спали там, где он спал, и жили там, где он жил. Я, пишущий эту историю, был среди них. Люди, контактирующие с ним, не знали, что было в фильме, и было ли то, чему они стали свидетелями, сверхдействительным или конкретным.
О происхождении этого человека не знали даже его ученики. Когда же его спрашивали об этом, он повторял свою Знаменитую фразу:
— Я — путник, шагающий по пути времени, ищущий себя.
Он был крайне беден, но имел то, чем не обладают миллионеры. Его приемная была огромной и находилась под открытым небом: иногда это были скамейки на площади, иногда лестницы какого-либо здания или тень дерева. Его сады были разбросаны по всему городу. Он смотрел на них глазами, наполненными радостью, как будто бы это были висячие сады Семирамиды, взращенные только для того, чтобы очаровывать его. Из каждого цветка он создавал стихотворение, из каждого листка делал стрелу, чтобы вонзать ее в истоки чувствительности, из каждого подточенного ствола — момент для полета на крыльях воображения.
— Рассветы не проходят безболезненно. Закаты не проходят незамеченными, они зовут, чтобы стать вокруг меня и подумать о моем безрассудстве, — говорил Продавец Грез. Он вел себя совсем не так, как мы, ибо если многие из нас привыкли возвеличивать себя, то ему, наоборот, нравилось размышлять о своей ничтожности.