— Но разве в Москве это не понимают ?
— Всё понимают, да деньги-то где взять на всё про всё. Так что Украина нам дорого, ох дорого будет стоить. Поляки вон в Андрусове Правобережье себе вымозжили, а проглотить не могут. Всё потому ж: нет средств и силёнок.
Узнав о ссылке Матвеева, князь Ромодановский не скрыл неудовольствия:
— Зря. Такого мужа, отличного вояку и отменного дипломата. Зря. Надо было лучше туда того, кто его спихивал, по крайней мере полезнее б было для державы.
Князь не назвал имени того, кто «спихивал» Матвеева, но знал: «Ваньки Милославского да Тараруя проделки».
И когда от государя пришла к Ромодановскому грамота с просьбой продолжить переговоры с Дорошенко «поелико возможно обнадёживая его и не отпугивая угрозами», Григорий Григорьевич не задумываясь отправил туда Горяинова с наказом:
— Посмотри, чем дышит этот Чигиринский сиделец в чью сторону клонится Самойлович поливает его грязью, в это ясно отчего, ему одному хочется гетманствовать на Украине. Оно и нам бы это надо, и государю. Но государь хочет всё миром кончить, а Самойловичу драку подавай. Государь зовёт Дорошенко в Москву, судя по письму, с искренним желанием добра. Однако в Думе Милославский и Долгорукие верховодят, не удивлюсь, если Дорошенко в Сибирь следом за Многогрешным[32] спровадят. Езжай и, дабы тебе легче было с Дорошенкой говорить, бери с собой его тестя, а то он тут у меня хлеб проедает да вшей кормит.
Тесть Дорошенко Ясенка Хмельницкий оказался живым, подвижным старикашкой, всю дорогу напевал, как он «копав, копав криниченьку во зелёному саду», и на всякой остановке искал, где б достал, горилки. А достав, напивался, и тогда «криниченьку» было слышно за семь вёрст.
— Ну пьёшь же ты, отец, — как-то обмолвился Горяинов.
— Я пью? — удивился старик. — Вот Богдан Зиновий, сродник мой, тот пил так пил. Я, наприклад, тверёзым его и не упомню. Что сделаешь, фамилия наша не зря ж такая — Хмельницкие.
— Сказывают, оттого и помер он, с перепою.
— Кто его ведает. Одни говорят, что ляхи отравили.
— А за что ж он жену повесил?
— А за что бабу вешают? За прелюбодейство. Это ж надо — гетманша, а польстилась на какого-то портного. Ну Зиновий и велел их вместе связать, как их застали в таком виде. Славная картина вышла, всем бабам в назидание.
— А как же дети?
— Что «дети»? Дочка кричала, за мать просила. А он: ото, доню, и тебе в науку.
— А сыны?
— А что «сыны»? Георгий был мал ещё, а Тимофей уже погиб тогда, и тоже из-за бабы. Хотел с господарем молдавским породниться, у того шибко дочь красивая была. Тот отказал. А он и попёр па него, в бою согласие добыл, да вскоре сложил голову свою непутёвую. А Георгий ныне у султана, не то гость, не то пленник, не разберёшь. Этому, наоборот, бабы не интересны, даже в монахах побывал.