Не знаю, сразу ли она это увидела. Возможно, мое лицо приняло удивленное выражение на секунду раньше, чем нужно, из-за чего теперь был виден только его отблеск, от силы смутное воспоминание о моем наигранном удивлении.
Да, оглядываясь назад – теперь, – я думаю, что она это увидела, ее глаза слегка поменяли цвет, чуть потемнели, как пролитое вино: сначала оно еще блестит, а в следующее мгновение впитывается в ковер.
Вообще-то, я ожидал, что она на меня закричит, что она станет упрекать меня в чем-нибудь: «Что ты тут сидишь? Сделай же что-нибудь!»
Но она не кричала. Она только качала головой. Потом она взяла с низенького столика мобильный телефон, чтобы позвонить в скорую помощь.
Пока не приехала «скорая», мы еще пытались привести вас в чувство. Ваша жена расстегнула верхние пуговицы вашей рубашки и несколько раз слегка шлепнула вас по щекам, но ничего не изменилось. Вы еще дышали, только вы были где-то, откуда вы нас, возможно, еще слышали, но уже не могли вернуться. Может быть, вы ощущали руки жены на своих щеках, но словно руки из другого мира, параллельного мира, где вы были еще так недавно, где смотрели черно-белые фильмы сорокалетней давности.
А потом наступил момент, когда ваша дочка опять стояла в гостиной; я увидел ее раньше, чем ваша жена, – расширенными глазами девочка смотрела на мать, которая трясла вас за плечи, оставшиеся в этом мире.
Второй раз за этот вечер я ничего не делал. Я смотрел. Сначала на вашу дочку, потом на вашу жену и на вас. По правде говоря, мне больше нечего было там делать, продолжал бы я смотреть или ушел – какая разница?
– Мама…
Наконец ваша жена обернулась:
– Катерина!
Она протянула руки к дочери, схватила ее, прижала к себе и приласкала.
– Ничего, ничего не случилось. Папа спит. Папа просто спит.
Тогда ваша дочка освободилась из объятий матери, сделала шаг в сторону и положила ручку вам на лоб.
– Папа спит, – сказала она.
46
«Папа спит». Но этих слов он уже не слышит.
Он еще здесь: он думает – его голова додумывает последние мысли, – но звуки между тем изжиты. Он писатель. Он может описать свои последние мгновения, переход от жизни к смерти – уже не на бумаге, но все еще словами, в последней фразе.
Ему знакомы рассказы тех, кто «вернулся с того света». Эти рассказы в общих чертах сходились: обычно речь шла об «очень ярком, ослепительном свете в конце туннеля», об «освещенных воротах», о «чувстве счастья». Смерть совсем не страшна, хотели уверить нас эти вернувшиеся мнимые покойники, это был пронизанный чувством счастья переход от жизни к новой фазе.