День спорили между собой, второй и уж слушать не хотят друг друга, вот-вот схватятся в рукопашной, поскольку каждый ступивший на вечевую площадь лишался всякого оружия. И некому было рассудить росов, ибо Родислав, по обычаю, снял с себя власть, ударив в вечевой колокол, а старцы и боярые мужи сами разделились и тоже встали один на другого. Русов же, как в старину бывало, призывать в судьи не захотели, мол, им тоже выгодно избавиться от обров, так что с полунощными они заодно будут. А обратиться к волхвам со Светлой горы или к бессмертной Вящеславе – дело долгое, да и то скуфь не надеялась, что рассудят они по справедливости, дескать, могли сговориться с ними варяги и словене.
По вечевому правилу, если не было достигнуто согласие в первые три дня, а спор облекался в непотребную ярость, то блюдящие на вече порядок араксы, коими обыкновенно выступали калики перехожие, становились между сторонами и уводили их с площади в разные части города до нового восхода, чтоб улегся гнев, усмирились уста и остыли головы. Полунощных и полуденных князей кое-как оторвали друг от друга в полдень, но оставшись сами с собой, они еще до заката не могли успокоиться. Словене настаивали, чтоб с утра все же призвать варяжских старцев в посредники, а скуфь настолько разъярилась, что обругала своего князя Родислава и вознамерилась с восходом покинуть вече и разъехаться по домам. Де-мол, ты, государь, не можешь с обрищем справиться, так вздумал к нам его прогнать, и нам ничего не остается, как вернуться назад, исполчиться по всему пограничью и не пускать гада ползучего.
И верно, заседлали коней на рассвете, вскочили в седла и, не попрощавшись, ускакали, обиженные. Им ворота настежь распахнули, ибо вольных никто и держать не вправе. Тихо стало в Благороде, хотя уж не спал никто, призадумались словене: незнаемое дело, чтоб князья росов разделились и покинули вече, так и не достигнув купномыслия либо согласия. Не бывало еще такого по всему паросью, и что теперь ждать, неведомо. Затвориться скуфи в бескрайних степях нельзя, хоть и грозились они сгоряча – стены не выстроить, рвом не окопаться и даже застав не поставить столько: коль вздумает обрище, найдет лазейку. На тысячу гадов ползучих распадется, просочится, как полая вода, а уж вырвавшись на простор, вновь соединится в чудовище многоголовое и пойдет гулять огонь по городам и селениям. Мало того, прослыша о княжеском раздоре, обрище лишь вдохновится, ибо Скуфия не получит помощи Словении, а тем паче, русов, коль пошла против вещего собрания. Гордые речные варяги, что держат в руках все устья рек, а значит, и торговые пути росов, скажут – не хотим стоять за вас и уйдут в свои желанные полунощные края, а за ними и расы, что веселят все паросье да ходят за море со своими забавами, будто бы петь да плясать, но на самом деле вызнавать, что готовит против варваров ромейский император.