Родина Богов

Наше прошлое бездонно, как речной омут. И так же непроглядно, если плавая по поверхности, просто опустить голову. Всякая попытка погружения в его глубины почему-то связана с несколькими и очень сильными чувствами, одно из которых всегда зримо и выделятся особо – страх перед неизвестностью, перед необъяснимостью и даже перед тем чудесным, что поражает воображение и еще больше вызывает страх.

Впервые я испытал его на деревенском кладбище в восьмилетнем возрасте и тем самым сделал себе прививку, как делают ее в детстве, например, от оспы. Произошло это на берегу одной из рек Кировской области – к великому сожалению, не могу точнее указать места, ибо уверен, что туда в тотчас нахлынут орды жаждущих сенсаций, археологических редкостей и просто искателей приключений и потревожат покой не только наших древних предков, но и лично моих, поскольку там похоронено несколько пра– и прадедов.

Так вот, в деревне умерла какая-то старушка, и сосед дядя Илья рано утром пошел копать могилу, а его жена собрала ему завтрак и послала меня отнести на кладбище. Когда я прибежал к соседу, он уже закопался по шею, а роста он был высокого, где-то, метр девяносто, и теперь выворачивал со дна камни, аккуратно складывая их в пирамиду. Дело в том, что камней в этой деревне, впрочем, как и в окрестных, было не найти днем с огнем, а они требовались прежде всего в баню, для каменки, при строительстве, чтоб положить под углы и еще, например, придавливать капусту в кадках. Тяжелые светло-серые валуны добывали только на кладбище, и только когда копали могилы, и то, как кому повезет – говорили, что даже в глубоких ямах иногда оказывалось пусто. Всезнали или догадывались,каким образом попали эти камни в недра кладбищенской земли, но практичный крестьянский разум, воспринимающий мир таким, каков он есть, вполне допускал, что эти валуны можно использовать и по иному назначению.

Дядя Илья был доволен, поскольку выворотил их уже десятка полтора, а один черный, огромный, величиной с трехведерный чугун и по форме похожий на чугун, стоял отдельно на высоком старом пне. Пока сосед завтракал и пил по глоточку из посланного ему шкалика, я рассматривал камни, как большую редкость, а они подсыхали на солнце и становились белесыми. Только тот, на пне, кажется, чернел еще больше, может, потому, что был сильно испачкан сырой землей.

Совершенно бездумно я стал обметать его рукой и тут суглинистая корка как-то легко отвалилась и я онемел от страха. Дядя Илья, должно быть, заметил и сказал печально:

– Не бойся, это, кость, церепь...