– Он умер! – удивленно и горько крикнул исполин и вскочил. – Я убил его!
Но Зимогор вздрогнул, словно от удара, с хрипом втянул воздух, затем выплюнул его, будто ком земли, и опрокинувшись на спину, задышал часто, надрывно, будто вынырнул из морской пучины. Космомысл отступил назад.
– Ты бессмертный?
Подбежавшие варяги окружили Уветича, желая помочь, но тот оперся руками и сел. Кровь прилила к лицу, в мгновение смыла печать смерти и теперь рдеющий мутный взор из-под приспущенных век блуждал по сторонам, словно отыскивая что-то. И вдруг восхищенно открылся и замер, наткнувшись на высокий утес, нависающий над солнечным морем.
– Ты бессмертный?!
– Я побежденный, – отозвался Зимогор, не отрывая взгляда от морского берега.
– Да, я убил тебя! – Космомысл заслонил спиной скалу. – Но ты попрал смерть и ожил, как оживают вечные!
– Ты убил меня в поединке...
– Но ты жив! А значит, ты бессмертный! Ватажники отступили на шаг и обнажили головы.
Уветич тяжело поднялся с земли, оказавшись лицом к лицу с победителем.
– Что проку в бессмертии, если я повержен?
– Признайся мне!
– Теперь ничто уже не принесет радости...
Космомысл на минуту опустил веки и пришедший во сне образ прекрасной и грозной поленицы тотчас встал перед глазами.
– Если ты вечен, Краснозора должна принадлежать тебе. Я отступлюсь. Это мое слово.
Он вдруг блеснул взором.
– Если б я ведал судьбу и срок моей жизни! Но если ты произнес свое слово, я испытаю рок. И не обессудь! Коль останусь невредимым, возьму поленицу!
Приложив ладонь к челу, Уветич еще раз глянул на вершину скалы, засмеялся и стал забираться на гору. Ватажники молча смотрели ему вслед и цепенели так же, как во время поединка: переполненный волей исполин излучал столько света, что вся его богатырская стать находилась в огненном шаре, а сам он напоминал всего лишь пчелу.
И никто был не вправе остановить его и не остановил бы при самом страстном желании.
Если исполин был вечным по природе, то ему не грозила смерть, что бы он ни вздумал сделать с собой, пока не проживет на земле девятьсот лет. Если же, будучи человеком, умрет не своей смертью, а убьет себя, то вместе с плотью погибнет и его воля.
Рус с гор Бала Кан, должно быть, знал об этом, поскольку ведал древние заповеди и арварские обычаи, однако смело поднялся на вершину утеса и встал на его краю.
Чтобы познать судьбу, можно было отправиться в дальний и долгий путь к Даждьбожьему престолу, а можно было испытать ее в одно мгновение.
– Космомысл! – вдруг опомнились варяги. – Спроси его, где остров Молчания!
– Он знает! Спроси!