Набравшись сил или улучив время, словно из небытия вдруг появлялись их полчища и шли на приступ арварских крепостей, ибо жажда крови у обрища была сильнее жажды жизни. Иногда вал из тел безоких вокруг города поднимался вровень со стенами, однако из темных лесов словно в морскую бурю катились новые и новые волны. Защитники насмерть задыхались от смрада гниющих трупов и спасались тем, что обливали их земной смолой – горицей, после чего поджигали, замыкая себя в огненный круг. Пламя перебрасывалось на дома и бывало, что все жители погибали, предпочитая отдать кровь огню, нежели обрищу.
Вел дружину подвольный Перуну поддюжник на обринское озеро и дивился прозорливости громовержца: если выйти к логову безоких (так их называли еще по старинке, ибо обры прозрели) и перерезать исток, откуда истекает обринская сила, да смирить ее, Лютобор уж всяко головы срубит! А нет, так бог поможет извести гада ползучего!
По лесам дружина шла не звериными тропами, а прорубалась сквозь дремучие боры да ельники, через болота гати мостила, через глубокие реки наплавные мосты ставила, на берегах же – путевые подписные камни. Медленно двигался княжич с войском, зато шел, как государь, обустраивая навсегда этот дикий край, ибо считалось, если есть дорога, значит и земля обжита: на вече это непременно вспомнят и путь назовут его именем.
***
Только к исходу двух недель, когда сын Лютобор с дружиной истекал кровью, защищая города от мерзкого гада, достиг Горислав берегов затаенного озера, но встал вдалеке от него, выслав отроков вперед. Долго рыскали отроки вдоль берегов, высмотрели, выглядели, где скрывается тело обрища, ибо три головы его изрыгали пламень у стен арварских городов. Будто лукавая черная река, змеится обрище по болотам, лесам и холмам, не видать ни хвоста, ни голов. Шевелится, дышит и ползет бесконечное тулово, не видит ничего по сторонам, ибо глаза его далеко отсюда, на поживу устремлены. Редко кому из государей доводилось подойти вот так близко и ударить супостата в подбрюшье, если выползал он из своих болот. И вовсе ни у кого не достало хитрости отправиться в логово и уязвить ему живот.
Развернул Горислав свои полки тремя клиньями, выставив напереди ловких на руку арвагов с колычами да засапожниками, за ними старых витязей, кои обнажились до пояса, дабы достойно арвара смерть принять, потом корабелов с топорами да теслами. И уж последними пустил отроков, чтоб позрели, как след крушить обринскую силу, да когда час придет, на вече слово замолвили и внукам своим рассказали.
Уж все было готово к битве, но не мог поддюжник напасть на безоких внезапно, ибо не чтилось у арваров коварство даже в отношении выродков – иначе бы им и уподобились. На утренней заре вышел он впереди полков и, как водится, ударил в походный колокол, но жаждущее крови обрище не услышало, не узрело опасности, поскольку головы его далече были. Не смутился княжич, велел дружине побряцать мечами о щиты – заговорило оружие, молва Кладовеста достала, только не ушей безоких. Тогда воинство крикнуло в тысячи глоток: