Тем временем корабль медленно оживал. В топках с негромким, но внушительным гулом сгорал уголь, как живые шевелились стрелки манометров. Пламя бросало вокруг дрожащие оранжевые блики, и в этих неверных отсветах, словно выходцы из преисподней, сновали туда-сюда темнокожие кочегары. А их коллеги, еще недавно сами кидавшие уголек в ненасытные топки миноносца, сейчас могли лишь радоваться тому, что кое-кто из белых членов машинной команды тоже соблазнился деньгами. Иначе им пришлось бы на ходу осваивать незнакомые механизмы, и чем бы это кончилось, один бог ведает. Зато точно известно, чем бы не кончилось. Ничем хорошим. Сейчас же они учились, пускай бегло, на ходу, но учились, а значит, могли рассчитывать на то, что не только уйдут, но и не запорют машины.
Самое паршивое, даже к орудиям некого было поставить. Другое дело, что если удастся уйти, то стрелять не потребуется, а не удастся, так и никакая стрельба не поможет. Один в поле не воин, к кораблям это тоже относится, и легкий крейсер против броненосной эскадры шансов не имел, но все равно как-то неприятно, и по спинам бегают мурашки с хорошего таракана величиной… И радует лишь, что ночью поваливший из труб крейсера густой дам со стороны не виден. И все же главное действо происходило сейчас на берегу.
Рядовому Тому Джонсу было всего двадцать лет, и в армии он служил уже два года. Служба, конечно, не сахар, но — куда деваться? У парня, выросшего в лондонских трущобах и не имеющего неожиданно объявившихся из ниоткуда богатых родственников, выбор невелик. Или уличная шайка, а потом каторга либо петля. Или, если очень повезет, на завод. Или моряком — это почетнее, но с точки зрения доходов не лучше, чем на заводе. Ну, и, разумеется, армия, причем из таких мальчишек, как Том, вырастали хорошие солдаты — на улице слабые не выживали, естественный отбор во всей красе. Все согласно книжке Чарльза Дарвина, которую Том по неграмотности, разумеется, не читал, зато слышал о том, как ее обсуждали пьяные офицеры. Быстрота, сила, ловкость и доля мозгов в голове вкупе с умением быстро соображать для солдата качества очень полезные. А так как на каторгу Том не хотел, а ишачить от зари до зари за гроши хотелось еще меньше, то выбрал он, закономерно, армейскую карьеру.
За два года службы его выучили стрелять, маршировать, владеть штыком и прикладом, держать строй… Много чему выучили. А заодно излечили от детских иллюзий. И теперь Том знал, что если ему и суждено вернуться домой, то карманы его не будут оттопыриваться от монет. А с другой стороны, надо ли возвращаться? В колониях устроиться можно хорошо, и в той же Индии он станет белым сахибом — местные олухи в иерархии хозяев все равно практически не разбираются. Да и здесь, в Вейхайвее, тоже неплохо. И цены совсем не такие, как дома, даже с невеликим солдатским жалованием можно на миг почувствовать себя если не богачом, то уж точно обеспеченным человеком. А родной город… Лондон с его туманами и брусчаткой мостовых все чаще казался сном, и постепенно растворялось, истаивало из памяти лицо девушки, которая обещала ждать. Словом, Том медленно черствел душой и превращался в истинного солдата Империи, над которой никогда не заходит Солнце — решительного, безжалостного, без моральных принципов и внутренних терзаний. Солдата, с презрением смотрящего на туземцев и с чувством превосходства на своих коллег из цивилизованных стран.