Недалеко от него кто-то застонал. Морстен спокойно встал, хрустнув суставами, и подошёл к Лаитан. Ее он вынес первой только потому что она упала ему под ноги, оглушённая оплеухой. Но он не мог позволить наделать в себе лишних отверстий, их и так хватало.
Вторым Гравейн вытащил дварфа, который лежал в центре зала. Гуррун еще дышал, в отличие от некоторых стражниц, но был белее снега на вершинах гор, и казался древним старцем.
— Лаитан, — скорее подтверждая, чем спрашивая, произнёс он. — Ты пришла в себя. Понимаешь ли ты мои слова?
Лаитан дёрнула головой, ощущая, как внутри перекатываются тугие волны боли и жжения. Ее веки дёрнулись и раскрылись, выпуская из глаз отсветы золотого сияния. Над головой плыла, покачиваясь всем небесным куполом, звёздная ночь. Медноликая разглядела несколько знакомых созвездий, которые раньше располагались южнее и немного выше, нежели сейчас.
Северный Волк смотрел большими голубыми глазами-звёздами вниз, на вотчину Морстена, присматривая за ней и покровительственно подняв переднюю лапу вверх.
Золотая Лилия раскинула лепестки на далёких южных пределах, куда им всем вряд ли удастся попасть когда-то в этой жизни. Крупные жёлтые огоньки созвездия образовывали контуры лепестков, заставляя соседние искорки светлячков на глубоком бархате бессильно тужиться в попытке отстоять право на свет рядом. А прямо над головой Медноликой змеи разбросала десятки звёздочек поменьше, будто и впрямь отсвечивая ими, как искрами, огромная Лунная Секира — ориентир и первое известное дварфам созвездие, каждый год оказывающееся ровно над этими подземельями в день начала нового цикла года этой расы.
Рядом, красноватыми искрами и оранжевыми проблесками перемигиваясь с соседями, скучились Малый Дракон и Огненная Саламандра.
Лаитан с трудом отвела взгляд от неба, повернув голову на голос властелина. Он сидел рядом на корточках, как-то внимательно, даже слишком пристально разглядывая Лаитан. Мать матерей пошевелилась, согласно кивнула, отвечая на его вопрос, и попыталась подняться на ноги. Морстен сунул ей в ладонь помятую фляжку с остатками воды, которую они запасали задолго до этих мест. Лаитан сделала несколько глотков, чувствуя, как к горлу подкатила тошнота. Дёрнувшись в сторону, она опорожнила желудок за ближайшим камешком. Вместо чистой воды во фляге властелина оказалось крепчайшее поило тхади, сваренное не то из мха, не то из сморщенных грибов-галлюциногенов. Лаитан про себя обласкала Морстена всеми известными её предшественницам словами, даже удивившись, что властелин не испарился на месте, когда она вернулась и заметила его, сидящего в той же позе. Ей смутно припомнилось, как она попыталась удрать от Морстена по какой-то причине, но потеряла сознание и упала, и чем были продиктованы ее действия, она теперь сказать точно не могла. Властелин, однако, смотрел на нее с затаенным ожиданием, будто Лаитан могла в любой момент взорваться и наговорить гадостей, или снова попытаться удрать куда-то прочь.