Лаитан чувствовала боль мира. Боль, скорбь и стоны умирающих. Крики и отчаянные молитвы богам тех, кто уже ушёл, но не сумел покинуть пределов мира живых, навечно заключённых в своей клетке мёртвых костей и облезающей плоти.
Души плакали, трогали Лаитан за полы одежды, цеплялись к ней, будто малые дети, завидевшие свою мать. Мать матерей — Лаитан.
Внутри неё невыносимые, физически ощутимые скорбь и боль боролись с неистовством ярости и злости.
Коэн выслушал своих разведчиков и поспешил вперёд, к Лаитан. Киоми, следовавшая бок-о-бок со своей сестрой, мрачно посмотрела на него, но не стала вынимать клинка.
— Владетельница, мои воины обнаружили впереди нечто странное, — сказал он, коротко кивнув. На вежливые раскланивания и славословия времени и сил уже не оставалось. — Там огонь и человек подле него. Один.
Безымянные, памятуя об опасности Гнилолесья, не стали подходить ближе, но вождь смотрел их глазами, и видел то же самое — костёр, бросающий отсветы на сидящую возле него фигуру с мечом у пояса. Совершенно обыденное зрелище воина на привале, если бы не выбранное для этого место и время.
— Один человек? Вам мерещатся ужасы даже от одного путника? — фыркнула Киоми. Лаитан посмотрела на нее долгим взглядом, под которым служанка съёжилась и сдавленно пискнула. Ярость Медноликой редко сдерживалась до нужного уровня, и она могла убить в гневе даже самую близкую служанку.
— Гнилолесье не самое лучшее место для отдыха, — кивнула она варвару. — Но я думаю, если путник выжил там один, мы тоже не пропадём.
— Владетельница, это странно. Один человек, пусть и при оружии, в таком месте, — снова попытался урезонить женщину варвар. Лаитан видела, как сильно она его раздражает своей заносчивостью, и потому не собиралась сдаваться.
— Он может кого-то ждать, — сказала Киоми осторожно.
— Да. Он ждет нас, — прошипела сквозь зубы Лаитан. Она уже уловила потоки силы, исходящие от путника за много минут от нее. И то, что она увидела, заставило её потерять человеческий облик. Лаитан скользнула в тень так быстро, что поток схлопнувшегося воздуха на месте исчезновения сбил с ног служанок.
Медноликая знала, что тени не спасут её от леса. На границе с ним теряла силу любая магия. Кроме одной — силы черного властелина севера. И потому спокойно сидеть у огонька в одиночестве мог себе позволить только этот гнусный, замшелый властелинишка, который был убит её матерью, и воскрес снова. В памяти Лаитан встал образ того, кем был властелин тогда, в прошлом, и она засомневалась. Да, правительницы Империи тоже менялись, и в этом был их секрет. Но что тогда мешало измениться властелину? Тот ли это человек или уже нет? Подумать над этим она не успела, Гнилолесье встретило её стеной невидимых стражей, сорвавших с Лаитан покровы силы и разорвавших одежду. На границе леса мелькнул гибкий силуэт женщины. Солнце, словно опасавшееся заглядывать в лес, стеной света отсекало его от прочих земель, погружая в полумрак навечно. Огненные волосы Лаитан, заплетённые в косы, скреплённые медными и золотыми зажимами, блеснули в лучах и пропали. Как и её тело, украшенное десятками широких и узких браслетов, расписанных гравировками силы и мудрости Мастера Мастеров. Лаитан вела ненависть, скопившись за время долгого пути в вынужденной компании варвара и его людей. Остальные быстро её догонят, но время ещё было.