Ракета бросил ключи Цезарю, и тот с благодарностью их поймал. И он, и его обезьяны за свою жизнь достаточно насиделись в клетках. Пора было оставить эти решетки за спиной.
«Больше никаких клеток, – подумал он. – Больше никогда».
Он уже отпирал ворота, когда свет на наблюдательной башне Полковника зажегся и Цезарь увидел нечто, что заставило его просигнализировать обезьянам, чтобы те оставались на своем месте – по крайней мере сейчас. Он кивнул на башню, где виднелся стоявший перед окном Полковник, освещенный висевшей за его спиной лампой. Был виден только его силуэт, и нельзя было сказать, смотрит ли человек на тюремный двор или просто пялится в никуда.
Ракета посмотрел через двор на Цезаря.
– Думаешь, он догадался, что мы к чему-то готовимся?
Цезарю самому хотелось бы это знать. Если Полковник заметил что-то подозрительное несколько минут назад, послал ли он солдат проверить это? Вряд ли обезьяны смогут исполнить свой план побега, если Полковник будет стоять как часовой на своей башне. Тогда их точно заметят.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем Полковник отвернулся от окна и исчез в своем гнезде. Но свет в башне продолжал гореть, и это значило, что Полковник еще не отправился отдыхать, а вместо этого бессонно мечется по своему логову и может в любое время вернуться к окну.
Ракета вскинул винтовку, готовый к действиям.
«Пойду?» – спросил он жестами.
Цезарь отрицательно покачал головой. Цезарь разделял его беспокойство – ночь подходила к концу, у них кончалось время, – но рисковать они не могли, пока Полковник бодрствовал.
«Подожди, – ответил знаками Цезарь, – когда он погасит свет».
Снег стал падать все сильнее. Поднявшийся ветер завывал в ночи, обезьяны смотрели на башню и ждали…ждали… ждали…
32
Прошло несколько часов, снегопад сменился метелью. Свежий снег белым одеялом накрыл лагерь, засыпал дрожащих от холода обезьян, которые сбились в кучу внутри загона, пытаясь согреться, все время оглядываясь на смотровую башню Полковника. Изморозь покрыла их меховые шкуры, и все они стали такие же белые, как покойный, недоброй памяти, Снежок.
А свет у Полковника продолжал гореть.
Бесконечное ожидание стало пыткой для Цезаря, который прекрасно понимал, что время уходит. Туннель под загоном для взрослых обезьян был готов, и все было готово к побегу, только не сами обезьяны, которые отказывались покидать лагерь без своих детей. Но как они могли попасть в загон с детьми, если Полковник, возможно, наблюдал за ними сверху? Возможно, что человек спал, несмотря на то что внутри помещения, в котором он находился, горел свет, – но рассчитывать на это было нельзя, принимая во внимание то, как странно вел себя Полковник совсем недавно. Цезарь мог легко представить, что накануне битвы человеку не спалось. Возможно, он в последний раз перед боем решил свериться с картами и повторить план операции, а может быть, медитирует перед своим нелепым алтарем? Или отрубился, пьяный, на своей кровати?