Помимо частых разъездов, работа Курта требовала абсолютной секретности и соблюдения драконовских мер безопасности. Он продемонстрировал Дону левую ладонь:
– Компания установила под кожу чип, вот здесь, – микроскопический, с рисовое зерно. Тут записан мой уровень допуска, медицинская информация. Отслеживание происходит по спутниковой связи, так что я могу свободно перемещаться по офису и переходить из здания в здание. На территории десятки контрольно-пропускных пунктов, дверей и лифтов с системой контроля доступа и тому подобного. Без этой штучки маета была бы адская.
– За тобой и сейчас следят? – Дон посмотрел на потолок.
– Мм, нет, пап. Это было бы нарушением неприкосновенности частной жизни. Я же в отпуске все-таки, ёлки-палки.
Как всегда, было трудно сказать, что вызывало раздражение Курта, – уязвляют ли его подколы отца или его гипотетическая невежественность. Курта никоим образом нельзя было обвинить в скудости ума, но и богатством воображения он тоже не отличался.
– Да, но как же они тогда узнают, где ты сейчас, с кем разговариваешь? Откуда они знают, может, ты сейчас сидишь в шпионском гнезде коммуняк?
– Я подписал договор о неразглашении. Это стандартная процедура. Нарушение будет стоить мне двадцати пяти лет тюрьмы и ампутации левого яйца, как минимум. Ну и, кроме прочего, мы передаем в отдел безопасности подробный список мест, куда направляемся, и предполагаемые цели визита. Черт возьми, это не чай, а гнилые листья. Винни, тебе необязательно его пить.
Он мягко извлек чашку из ее руки и отставил на другой конец стола. Ее глаза опасно блеснули – короткая вспышка, которая тут же погасла. Курт ничего не заметил.
– А кофе еще остался?
Холли со своей девушкой Линдой прибыла около девяти, когда буря сменилась затишьем. Холли, верная духу независимости и спартанства, сидела за рулем реликтового «ленд-ровера», на котором ее мать когда-то полгода колесила по Африке: Холли получила его в качестве подарка к окончанию колледжа. По расчетам Дона, общее количество пройденных машиной миль равнялось путешествию до Луны и обратно.
Холли выпрыгнула из внедорожника и наградила отца объятием, от которого у него затрещали кости. Она была низкорослой, крепко сбитой, со светлыми с проседью волосами; в шрамах и отметинах на загорелом лице читалась вся ее богатая приключениями жизнь. Подобно матери, она обладала рецептом вечной молодости, самобытным, страстным жизнелюбием, исключавшим слабость любого рода, в том числе и физическую. Ее глаза светились мрачным юмором, накопленным за двадцать с лишним лет преподавательской практики в начальной школе.