После истории с Синьиэрой, вынужденный убить женщину, которую в глубине души любил, Тёмному Королю, как его звали в народе, нужно было время, чтобы снова открыть своё сердце.
Ту дело было в психологической травме.
Но кровожадные садистские игры Миарона я понять не могла.
В моём присутствии он держал своего зверя на коротком поводке, и тот не показывался.
Но я знала о том, он сидит там, в подземельях его души, и ждёт часа, чтобы выскользнуть.
«Кто бы говорил! Сама-то в душе держишь не менее страшную тварь. Что ж? Ладно. Если не хочешь, не можешь принять – отпусти. Прогони его от себя. Освободи вас обоих. Хочешь ли ты, чтобы твой Зверь ушёл?».
Нет. Я не хотела.
«Чего же ты, в таком случае, хочешь?!».
Хочу знать, что могу ему верить. Что в любой ситуации Миарон будет на моей стороне.
А ещё придётся придумать себе другое счастье, потому что ни Эдония, ни маленькие домики для меня сейчас недостижимы.
На всё это нужно время. Но как убедить нетерпеливого Зверя не торопить меня?
Дворец просыпался. А значит необходимо забыть, как веления сердца, так и сомнения разума и снова рядиться в пышные королевские тряпки.
В выходной день по правилам, негласно исполняемым при дворе, служили службы в Храме. Высокопоставленным особам полагалась присутствовать на них.
Никогда не видела смысла в коллективном стоянии во славу Божью. В этом мне всегда виделось дань не богам, а людскому скудоумию. Но со мнением большинства спорить бессмысленно. Проще выполнить то, что от тебя ждут.
Стоя на отведённом мне месте я скучающим взглядом скользила вдоль пылающих свечей и то сгущающегося, то расходящегося облака ладана.
В свете свечей блестела одежда знати.
Слева от алтаря краем глаза приметила тёмные волосы – Эллоиссент стоял в толпе моих придворных, держась спокойно и невозмутимо, хотя губы нет-нет, да и кривились в привычной насмешливости, столь свойственной всем Чеаррэ.
Наши взгляды встретились. Я подала знак, что хочу поговорить.
После службы он дождался меня у входа, и я пригласила его в карету. Если мой нежный красавчик и был удивлён, то вида не подал.
Осторожно, со всем почтением, которое только способен верноподданный оказать королеве, он помог мне подняться по золочёным ступеням.
Сам сел напротив, не сводя взгляда.
Взгляд его с годами не поменялся. Та же покорная, насмешливая обречённость.
– Чему обязан высокой честью? – осведомился он.
– Насколько я заметила, вы вообще в чести при моём дворе.
Он скользнул по мне вопросительно-равнодушным взглядом:
– Стоит ли толковать вашу фразу, как упрёк, ваше величество? И если да, в чём конкретно вы меня упрекаете?