Воображение уже рисовало, как я сожму податливую плоть в руках. Как под моим жаром она начнёт сплавляться, распространяя вокруг себя боль, насыщающую и вкусную.
Как эта плоть станет терять вес, выгорая изнутри…
***
Запах жертвы притягивал, дразнил и манил.
Я смутно помнила, как преодолела разделяющее нас расстояние.
И застыла, поверженная в ступор. Жажда свернулась, как тень, застигнутая врасплох светом.
Передо мной стояла маленькая белокурая девочка, не старше пяти лет. Может быть даже младше.
Несмотря на холод, она была босая и лохмотья, служившие ей одеждой, вряд ли способны были согреть маленькое, трясущееся от страха, тело.
Прозрачные, полные ужаса, глаза уставились на меня.
Они были прозрачными и серыми. Как у Анэйро.
– Кто ты? – дрожащим голосом протянула девочка. – Монстр?
Вообще-то, да.
Но только ребёнку об этом знать не стоит.
– Смотря для кого, – выдохнула я, медленно опускаясь рядом с девочкой на колени.
– Ты не сделаешь мне больно?
Я покачала головой:
– Ни за что. Я не причиняю боли маленьким. Особенно если маленькие – это девочки.
– Потому что ты сама когда-то была девочкой?
На чумазом личике отражается жалкая попытка улыбнуться.
– Да. Потому что когда-то я была такой же, как ты. Ну, или почти такой же. Малышка, а где твоя мама?
– Мама умерла.
Ну, конечно. А как же ещё маленькие девочки оказываются одни в холодной осенней ночи?
– И что ты тут делаешь?
– Прячусь.
– От кого?
– От злого дяди. От него плохо пахнет. И он делает мне больно.
Девочка переступила худенькими, как былинки, босыми ножками. Ей явно было холодно.
– Как он делает тебе больно? Бьёт тебя?
Девочка опустила голову. Волосы, вьющиеся и мягкие, накрыли ей лицо.
– Он заставляет меня делать… он…
Я поняла отчего прячется эта девочка. И почему у её страха такой вкус.
Ярость и ненависть ко всем мужланам накрыла волной и, видимо, отразилась в глазах. Девочка сжалась, приседая на корточки, забиваясь в щель.
– Не бойся меня. Я пришла наказать не тебя, а того, кто не боится обижать маленьких девочек….
Резкий рывок сзади за волосы заставил меня опрокинуться на траву, не успев закончить фразы.
Перекошенное от ярости испитое лицо живо напомнило о моём собственном долбанном детстве. О детстве, которое я всеми правдами и неправдами старалась забыть.
– Убирайся, гнусная шлюха, пока я не продырявил твою тупую башку. Я заплатил за это маленькое отродье и намерен развлечься. Сам Слепой Ткач не остановит меня сегодня.
– Слепой Ткач может быть и не остановит. Но насчёт Матери Кошмаров что скажешь?
– Скажу, сдохни, дура!
Я увидела, как его рука поднимает огромное дуло пистолета, упирающегося мне в лицо.