Как и было велено, я держалась за плечом Миарона, стараясь не отставать ни на шаг.
Откровенно говоря, смотреть по сторонам было не то что страшно (я много мертвецов различной степени разложения повидала. Да и как иначе, со специализацией моего бывшего супруга и двух любимых деток?), но неприятно.
Люди, совсем как поломанная мебель у складов, лежали кучей, один на другом.
Те, что остались на ногах, жались к стенам. Все были в крови.
То и дело с западной стороны звучали залпы ружейных выстрелов. Плач мешался с грубым хохотом.
Толпа впереди густела, а сама улица расширялась.
Согнанные к правой стене полуголые люди со связанными руками перекрикивая друг друга, вопили, что они не виноваты.
– Что там происходит? – заволновался мой юный спутник, как оказалось, так и не пожелавший отстать от нас.
– Их собираются расстрелять.
– За что?!
– За изнасилования.
– Но вы же слышите? – почти отчаянно простонал юноша. – Они кричат, что не виноваты.
– Ну конечно, – засмеялась я. – Вы когда-нибудь слышали насильника, который бы кричал что виноват?
Миарон стоял, скрестив руки и с каменным лицом наблюдал за разворачивающейся драмой.
Насколько я его знаю, ничто во всех этих событиях не должно было его затронуть.
А меня вдруг такая тоска накрыла.
Причём внезапно и необъяснимо. Хоть волком вой!
– Что мы вообще здесь делаем? Ты и я?
Он едва уловимо вздрогнул, смерив меня внимательным взглядом:
– Усмиряем мародёров, грабителей и насильников. С чего такой вопрос? – нахмурился он.
– Вся эта бесконечная возня в навозной куче – как же она утомительна и бессмысленна. Ради чего мы живём? Ради чего?
Когда он повернул ко мне голову, в его глазах отразилось пламя.
– Как странно слышать от тебя эти речи, куколка. Тебе такие мысли совсем несвойственны. Что-то тут не так, что тут неправильно. Вот только понять бы – что?
Тоска усиливалась с каждой секундой.
Куколка? К сожалению, я давно перестала быть ею.
Или моя трагедия как раз в том, что не перестала?
«Ты, обладающая огромной, с первого взгляда, силой, никогда не жила своей волей или умом, вынужденная выполнять чужую волю. Твоё пламя погасло, – нашептывал непонятный голос, к которому я с чего-то решила радостно прислушиваться. – Ты словно призрак самой себя, зачем-то бредёшь вперёд, произнося чужие реплики.
Умереть молодым вовсе не так уж страшно.
Сколько лет жила ты надеждой, что удастся отыскать Лейриана… если случится так, что Миарон выживет и тогда… или, хотя бы, ты могла вернуться к своей давней мечте об Эллоиссенте?
И что?
Сын нашёлся.
Миарон жив.
А счастлива ли ты? Нет! Так зачем тебе жить? Чего тебе ждать?