– Что это ты читаешь?
– Так, ничего особенного.
– Пол Ньюман?
– Нет, Джон О'Хара.
Сьюзан поцеловала меня, и я поцеловал ее в ответ. Мы стали целоваться уже всерьез. И наконец, я начал стаскивать с нее шорты.
– Пожалуйста, не делай этого, – пробормотала она.
– Я не понимаю…
– Я тоже. Мы что, не можем просто полежать рядом?
– Я, вероятно, ошибся. Думал, ты хочешь меня. Ты пригласила меня сюда только для того, чтобы пополнить круг участников конкурса караоке?
– О, Чарли… нет…
– Это всего лишь обычный постельный роман…
– Нет! Совсем не так. Не так, поверь.
Она обняла меня, прильнула к моей груди, она явно была взволнована.
– Чарли, я не понимаю, что со мной происходит. Но я знаю, ты для меня тот человек, которого я мечтала встретить всю жизнь.
И все-таки мне показалось, что ее слова – заготовка, продуманная заранее. Мечтала встретить? Что она имеет в виду? Сколько репетировала, чтобы произнести эту фразу? Или повторяет ее каждый раз, оказываясь в постели с мужчиной?
– Ты хочешь сказать, что не можешь трахнуться со мной только потому, что чувствуешь ко мне нечто более серьезное?
Она пошевелилась и проговорила совсем тихо:
– Да… правда… но не все так просто.
– А твои отношения с Бруно? С ним ты можешь спать, не мучаясь совестью… или ты спишь только с теми, кого ненавидишь? Я должен сделать вывод, что если ты отказываешь мне, значит…
– Я люблю тебя.
Сьюзан произнесла признание без всякого жеманства, и это поставило меня в тупик. Я повернулся на спину и уставился в потолок. Я не мог принять никакого решения. Мне хотелось сказать, что тоже люблю ее, влюбился давно, в тот день, когда впервые увидел в аэропорту… но что– то подсказывало – стоит открыть правду, и все будет кончено.
Я уклончиво ответил, мол, понимаю, что она имеет в виду, и если не передумала заняться со мной любовью, надо подождать немного, пока моя эрекция достигнет предела. Но я напрасно рассчитывал на что-то в ту ночь, поскольку обнаружил, что Сьюзан заснула в моих объятиях.
Я проснулся от грохота автострады, сразу вспомнив, что такое непрестанный городской шум. От него нигде, казалось, нет избавления. Солнце поднялось над горизонтом, но мне все равно не хотелось выбираться из постели. Поднявшись, я подошел к окну и, распахнув его, выглянул на улицу.
Множество рекламных щитов, расположенных на расстоянии десяти шагов друг от друга, убегали вдаль. Половина из них были пусты.
Бруклин я ненавидел. Мне приходилось работать в офисе и возвращаться в свою мансарду. Так было изо дня в день. Буржуазное однообразие жизни начинало так сильно угнетать меня, что я уже не мог писать картины в своей маленькой студии.