Повсюду там валялись пустые холсты и начатые наброски. Как давно все это было? Я оставил студию тогда, казалось, без сожаления. Но теперь вдруг начал тосковать по ней. Глядя на пустые рекламные щиты, мне хотелось взяться за рисование. Я мог бы изобразить эту улицу, и часть реки, видимую из окна, и солнечный свет, заливающий стены моей комнаты. Для меня в них был бесконечный источник наслаждения и творческих импульсов. Некогда я мечтал о том, чтобы постичь смысл поп-арта, и вот сам теперь сделался его частью. Но величайший лозунг «Живи с удовольствием» так и не стал моим.
Я часто размышлял над этим принципом. Жить ради удовольствия. Что имел в виду его автор? А потребители? О чем думали редакторы изданий, пропагандирующих его? Истолковать его просто – он всего лишь означает легкий порнографический налет, призванный усилить привлекательность любого рекламируемого продукта. Его не нужно воспринимать умом – только чувствами. Чувственность превыше всего. А что я мог сказать о себе? Жил ли я с удовольствием? В моем возрасте это было вполне доступно. Но все складывалось иначе. Я имел несметные возможности получать удовольствие, и… все они оказывались неиспользованными. Я растрачивал их впустую.
Я смотрел прямо на пустой щит. Как провокационно, как заманчиво он выглядит! Намек на бесконечность возможностей. Да все, что угодно, могло появиться на нем. Вполне вероятно, вскоре там могла бы появиться Кара, снимающаяся в рекламе «Ревлон». Или Сьюзан в новой джинсовой коллекции. А возможно, и Зули с рекламой парфюма. Или Боб Небраска с пачкой «Мальборо».
Но странно, что все это меня не привлекало. Мне хотелось заполнить пустое пространство настоящими красками, способными запечатлеть мгновенное настроение. Я словно оплакивал все, что мною не сделано в моей маленькой студии… В ней не осталось ни пастелей, ни законченных рисунков углем, ничего, кроме разбитых воспоминаний… Мне казалось, что с тех пор, как я покинул ее, прошла вечность…
Этот пустой щит внушал страх. Мне было противно думать о том, что появится на нем в ближайшее время. Душа требовала иного – настоящего искусства, возможности рисовать, заниматься живописью, запечатлевать красоту такой, какой ее воспринимали мои глаза и мое сердце… Что-то сломалось у меня внутри, словно фэшн-бизнес проехался тяжелым катком по хрупкому стеклянному лесу моего воображения. И не осталось ничего, кроме осколков.
Моя студия находилась по соседству с Думбо, что чуть ниже Манхэттен-бридж. Я делил студию с моим старым приятелем Стивеном. Стивен это место называл «Тролль-холл», поскольку оно находилось под аркой моста и напоминало горную пещеру. Мы арендовали помещение, чтобы полностью посвятить себя живописи. Стивен тоже художник, и в нашем классе его больше всего ценили за умение организовать театр одного актера. Я же обычно заслуживал похвалы за наблюдательность. Я смог усилить эту способность к тому времени, когда вернулся в свою студию спустя несколько месяцев, проведенных среди моделей и дизайнеров, в суматохе показов и фотосессий.